Встреча в бабушкином саду

Бабушка раскрывала эту толстенную книгу без переплёта всегда на одной и той же странице. Сидя у окна затенённого деревьями, она принималась рассматривать карточки, заложенные между книжными листами. Одна карточка, наклеенная на кусок толстого коричневого картона, хранила изображение бабушки и давно умершего деда — они сидели рядом на плетёных стульях, — а другая запечатлела отца Пеэпа — стройного курчавого блондина, который держал в руках свёрнутую рулончиком бумагу.

Старики родители хотели, чтобы их сын стал просвещённым хуторянином, но просчитались: как только отец получил на руки свидетельство об окончании сельскохозяйственного училища, он нанялся на какую-то лёгкую работу в отдалённое имение, принадлежавшее казне, и перестал думать о хуторе. Забыл он и родителей, и молодую жену, и крошечного сына. Ни смерть дедушки, ни настойчивые просьбы родных не смогли надолго воротить его домой. Он стряхивал с себя семейные заботы, словно гусь дождевые капли.

С тех пор прошло немало времени. Пеэп повзрослел, превратился в паренька, который ныне заглядывает в колодец, где плывут отражения облачных барашков, а затем идёт к сеням. Его обуревают воспоминания. Они нахлынули, может быть, оттого, что скоро наступит первое сентября и пареньку предстоит на целую зиму распрощаться со старым бабушкиным садом.

… Пеэп был ещё малявкой, когда он однажды стоял вот здесь, на пахнущей ромашкою траве, и, засунув в рот палец, с удивлением смотрел на двух высоких лошадей с подрезанными хвостами. Вороные, чистые до блеска, они походили друг на друга, словно их отлили из одной формы. Обе были впряжены в доселе ещё не виданный Пеэпом экипаж. Агроном из государственного имения улучил денёк и на коляске, одолженной у господина управляющего, приехал в родные места. Отец мелкими шажками прохаживался на дворе. Он щёлкал кнутовищем по сверкающим хромовым голенищам и шутил с бабушкой. Мать же была почему-то не в духе. В конце концов отец предложил сыну и матери прокатиться в коляске. Пеэпа не стоило и спрашивать — он, конечно, был согласен. А вот мать почему-то не захотела ехать. Пришлось отцу пойти за нею в горницу и довольно долго там разговаривать. Наконец все втроём уселись в мягкую коляску. Лошади, погоняемые отцом, рванули со двора и во весь опор понеслись по склону холма. У Пеэпа сладко замирало сердце. Мимо мелькали домики, скрывавшиеся в садах, в пыли исчезали собаки, выбегавшие на дорогу, навстречу коляске. Экипаж, словно волшебный корабль, перемахнул речной мостик, через который Пеэпу страшно было переходить даже пешком, потому что на мостике не было перил. Ещё несколько секунд и лошади уже неслись по лесной, уходящей наверх дороге.

Когда зачарованный ездой Пеэп наконец оглянулся, то, к своему удивлению, он заметил, что мать не радуется даже этой чудесной поездке. Наоборот — стоило отцу доехать до лиловой вересковой пустоши, повернуть лошадей в обратную сторону и, весело гикая, снова погнать их, как материнские глаза внезапно увлажнились слезами. И чем быстрее бежали лошади, чем резвей понукал их отец, чем громче заливался за коляской бойкий хуторской пёс, тем обильней катились слёзы по материнским щёкам.

Сначала мальчик растерялся не зная, что предпринять. Лошади рысью катили экипаж по песчаной дороге и поднимали мелкую пыль, которая обсыпала отца, возвышавшегося на облучке, и ездоков на заднем сиденье. По щёкам у матери пролегли тёмные полосы, но отец следил только за лошадьми. Он смеялся, точно ему вовсе не было дела до тех, кто сидел сзади. Завидя знакомых, отец помахивал шляпой, а настигая прохожих, ещё энергичней понукал лошадей.

Берёзки на пустоши, кидавшиеся навстречу, размашистые лошадиные хвосты, розовый затылок и золотистые волосы отца — всё это закрутилось перед мальчиком в каком-то неистовом вихре. Он заколотил кулачками по отцовской спине и заревел во всю мочь.

Тем же летом Пеэпу пришлось немало поволноваться. Родители ссорились при каждом свидании. Где-то в большом мире, лежавшем за лесами, вспыхнула война, докатившаяся вскоре до их деревни. Совсем низко над крышами, ужасающе треща, проносились самолёты, из-за ельника доносились глухие взрывы, дымные столбы поднимались над деревьями, а в овражке запылённые солдаты гуськом шли через мост.

Дома Пеэпу строго-настрого велели ни на шаг не выходить со двора. Обременённые трудной работой женщины обычно молчали, а говорить о военных действиях попросту избегали.

— Выпорю крапивой, вот и будет тебе автомат, — грозилась бабушка, когда Пеэп клянчил у неё шёлковую ленту, чтобы нацепить вместо ремня на палку, изображавшую ружьё. Сверстников, которые прибегали из деревни — где ещё найдёшь место более подходящее для игры, чем этот запущенный сад, — Пеэпу приходилось встречать чуть ли не тайком и после снова выпускать через дыру в заборе.