Встречи

Особенно наглядно метод их работы можно проследить на очерке «От этих весей Русь пошла…». Помнится, увидели мы на прилавке киоска в Валдае буклет «По Валдаю». На одной открытке изображено было село Яжелбицы — многоэтажные здания на живописном склоне зеленого холма. Мы едем в Яжелбицы. Позднее Абрамов и Чистяков напишут:

«Село это — древнее. Славилось оно красотой, а природа еще краше. Зеленые ступени буйного разнолесья и анфилады высоких цветущих луговин, поднимающихся к небу, вдохновляли и живописцев, и музыкантов, и поэтов. А в последние два десятилетия над всем этим природным великолепием вырос, перечеркнув пейзаж, серый каменный нарыв пятиэтажных жилых коробок. Поставленные в один ряд, они уродуют весь этот вид «русской Швейцарии», как справедливо величают туристы валдайский край, бывшую Деревскую пятину новгородской земли. Дома эти даже близнецами назвать нельзя: мать близнецов различает, а эти корпуса сам их родитель, Сельстрой, друг от друга не отличит. И это уродство называют «перспективным» сельским центром, удостоенным, как шедевр, цветной открытки в буклете „По Валдаю“».

Вот это, грубо говоря, мысль Чистякова. А далее, развивая его мысль, идет масштабный Абрамов:

«Вглядимся пристальней в настоящее. По всей русской земле идет гигантская перестройка. Какие черты приобретет она спустя полвека? Ведь в такой перестройке деревни мы запросто утратим ее привычный национальный облик.

А угроза, подчеркиваем, прямая угроза сегодня этому есть. Эта угроза — в жилых коробках, подобных яжелбицким. Говоря об этом, мы хотим одного, чтобы на русской земле вырастал человек, который усвоит все лучшее в национальной культуре, все, что создали предки за тысячелетие.

Подчеркиваем, в капитальной перестройке села спешка и кампанейщина могут привести к самому страшному запустению — к духовному. В наши дни закладывается новая деревня, которая определит лицо русской земли не на годы, а на столетия…»

Так как же работали Абрамов и Чистяков в соавторстве, как писали? Опять же мне доводилось слышать разговоры, что писал очерки один Чистяков, а Федор Абрамов, мол, лишь прочитывал их и кое-что поправлял. Иные, наоборот, утверждали, что, знаючи твердый характер Федора Александровича, можно предположить: в очерках высказаны мысли одного Абрамова, а Чистяков, дескать, лишь письменно оформлял их.

Все это не совсем так.

Оба очерка действительно писал от начала и до конца Антонин Чистяков. Но хотелось бы мне иметь такого напарника в работе, каким был Федор Абрамов. Все те проблемы, которые поднимали соавторы в своих публицистических работах, Федор Абрамов формулировал и развивал вслух на моих глазах. Делал это он четко, образно, глубоко, иногда, правда, с излишним пафосом. Чистякову оставалось тут же, порой на ходу, записывать слова Абрамова. Когда он этого не делал — ленился, надеялся на себя, — тогда Федор Александрович сердился на Антонина всерьез. Позже Абрамов перечитывал все написанное Чистяковым, многие места перечеркивал и бранился. Но сказать, что в работе этой Абрамову удалось полностью подчинить своей воле напарника и навязать ему только свое понимание проблем, никак нельзя. Чистяков был крепкий орешек, умел молча или с привычным своим вздохом отстаивать собственное мнение, и тот факт, что ему удалось в очерках так щедро перемежать затрагиваемые проблемы своими стихами, говорит сам за себя.