Американцы заняли хатку на краю Серафимовича. Они были приветливы и скромны. На другое утро с небольшой охраной они отправились вперед, на участок танкового корпуса, и побывали за Усть-Медведицким в его боевых порядках. Вернулись к вечеру, усталые и оживленные. Ватутин был занят и не мог уделить им много времени. Он только расспросил у них, где они были, и посоветовал завтра побывать на тех участках, где противник обороняется особенно стойко. Пусть видят, что победа, к которой идут советские войска, - это победа над противником большой силы и опыта.
На третий день вечером, за ужином, Бильдинг, пользуясь тем, что Соломатина вызвали на телеграф, спросил Ватутина в той уважительной и дружеской манере, которая позволяла ему задавать самые смелые вопросы:
- Скажите, господин генерал, мне хочется разобраться в том, что меня давно занимает, почему кроме вас фронтом командует военный комиссар?
- Вы о члене Военного совета?
Бильдинг кивнул головой.
Ватутин удивился:
- Но, во-первых, фронтом командую я, а не он! А во-вторых…
Но американец сразу же прервал его:
- Простите! Разве комиссар вам подчинен?
- Нет, не подчинен.
- Значит, он с вами на одинаковых правах?
- Нет, не на одинаковых, - сказал Ватутин.
- Он может приказывать войскам?
- Нет, не может. Приказываю войскам только я.
- Значит, он действует через вас. Так я понимаю…
Ах, вот к чему он клонит! Ватутин усмехнулся:
- Вы, очевидно, хотите сказать, господин генерал, что на самом деле фронтом командует комиссар, а я лишь выполняю его желания…
Бильдинг опустил глаза:
- Но если есть командующий, ему подчиняются все. Я так понимаю…
- И я так понимаю, - сказал Ватутин. - Но у нас, в нашей армии, исторически сложились свои особенности. Мы живем по русской пословице: один ум хорошо, а два лучше… Впрочем, даже три, потому что в Военном совете три человека.
- Вы хотите сказать, что комиссар - ваш советник?
- Это уже ближе к истине, - согласился Ватутин. - Хотя роль комиссара куда важнее роли советника.
- Но если он советник, зачем ему власть?
- Власть ему дана для того, чтобы помогать мне проводить в жизнь те решения, которые я принимаю.
Бильдинг отпил из рюмки вино и отодвинул ее в сторону. По выражению его лица Ватутин понял, что американец ему не верит.
- Вам непонятно, генерал? - спросил Ватутин, вновь наливая его рюмку до краев.
- А вы почему не пьете?
- Когда я работаю, я не пью, - сказал Ватутин, - а мне еще всю ночь работать…
Бильдинг улыбнулся и кивнул головой.
- Так вам еще не все понятно? - вернулся к разговору Ватутин. Ему хотелось, чтобы Бильдинг понял его до конца.
- Нет, не все, - сказал американец. - Скажите, какую военную академию кончил ваш комиссар?
- Он не кончал военной академии.
- Значит, он не имеет такого специального образования, какое имеете вы? Насколько я знаю, вы окончили военную школу, военную академию и потом Академию Генерального штаба?..
Ватутин невольно отметил, что Бильдинг хорошо осведомлен о его биографии.
- Да.
- Так чем же может помочь вам человек, который не окончил даже простой военной школы?
Бильдинг улыбнулся и откинулся к спинке стула. Ему показалось, что он завел Ватутина в тупик, из которого трудно выбраться.
- Видите ли, генерал, - сказал Ватутин серьезно, - вы коснулись самого существа вопроса. У нас была революция. Она вызвала к жизни огромные народные силы. Партия коммунистов, к которой принадлежу и я, воспитала государственных деятелей - мужественных, опытных, практичных. Они, может быть, не разбираются во всех тонкостях военного дела, но умеют верно оценить обстановку, умеют работать с людьми, умеют организовывать массы. Вот в чем сила этих людей, генерал… Надеюсь, теперь вы меня понимаете…
Бильдинг сокрушенно развел руками:
- Боюсь, что не совсем.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Майора Медникова срочно вызвали в отдел тыла армии.
- Где вы пропадаете? - закричал на него начальник отдела полковник Светиков. - Мы два часа вас ищем!
Это был пожилой человек с лицом, изборожденным морщинами, их было так много, словно его нарочно мяли, чтобы их стало побольше. Он был сердит и чем-то очень взволнован.
Медников, которого с утра мучил прострел в боку, морщась от боли, доложил:
- Ходил в санитарную часть, товарищ полковник!
- Какого дьявола вы ходите по врачам, когда дело горит! Вы понимаете - горит! У танкистов кончается горючее!
- Понимаю, товарищ полковник. Если дело касается горючего, значит, и в самом деле горит.
Светиков с удивлением посмотрел на него из-под тяжелых от бессонницы век.
- Нашли время острить! Командарм Рыкачев приказал: лично вам… Понимаете, лично вам стать во главе колонны из шести цистерн и доставить их на хутор Еруслановский.
- Когда выезжать?
- Вы спрашиваете, когда выезжать? - еще больше обозлился полковник. - Вы спросили бы раньше, где взять горючее?
- Где, товарищ полковник? - спросил Медников, скрывая усмешку. Уж очень был забавен полковник, когда сердился.
- Эшелон пришел на Филоновскую. Теперь это у черта на рогах, - сказал полковник. - Цистерны туда уже направлены…