Встречи

Сумерки скрадывали очертания дальних холмов. Свинцовое небо нависло над землей. Где-то в вышине глухо выли «юнкерсы»: «И-ду, и-ду, и-ду…» Машина Дзюбы двигалась прямо по бездорожному полю, и шофер Петя изредка включал свет фар. Это было строго запрещено, но в темноте можно было сорваться с кручи на дно какой-нибудь занесенной снегом балки, и Дзюба не упрекал шофера.

Рядом с Дзюбой сидел Силантьев. Они долго ехали молча, каждый занятый своими мыслями. Петя вел машину медленно, чтобы не отрываться от полка, который следовал в пешем строю. Иногда машина останавливалась, и они поджидали, когда колонна подойдет поближе.

- Дзюба, ты помнишь лейтенанта Серегина из третьей роты? - вдруг сказал Силантьев.

Дзюба повернул к нему голову.

- Это какой Серегин? Дай-кось вспомнить! - спросил он. - Тот горьковчанин, которого сегодня поранило, что ли?

- Ну да… Ты что о нем думаешь?

- Да по правде сказать, еще и думки нет. Ведь он только вчера к нам прибыл.

- Я к тому и говорю… Ты знаешь, сколько он всего провоевал с начала войны?

- Он мне говорил, что на фронте с первого дня, - ответил Дзюба.

- Да, это верно. Двадцать второго июня он был на границе. В первом же бою получил тяжелое ранение. Четыре месяца пробыл в госпитале во Владимире. Потом попал под Ленинград. Ночью разгрузились из эшелона, пошли в бой, и через час опять был ранен в грудь. Опять много месяцев провалялся в госпитале, и вот - снова… В сумме на фронте - три дня…

- А ведь храбрый парняга, - сказал Дзюба. - Первый свой взвод поднял…

- Наградить его надо, - хмуро сказал Силантьев. - А то пойдет опять по госпиталям, так про него и забудут. Человек он, видно, скромный, сам про себя напоминать не станет. Жаловался он мне вчера: пули, говорит, меня любят. И действительно, любят…

- Правильно. Наградить надо. Сегодня же представлю, - сказал Дзюба, подымая воротник полушубка.

Помолчали. Вдруг Петя резко затормозил машину и потянулся к лежавшему рядом на сиденье автомату.

- В чем дело? - спросил Дзюба.

- Заяц, товарищ командир, - прошептал Петя.

- Где? - оживился Дзюба.

Силантьев стал быстро осматриваться по сторонам.

- Вон, на пригорке! - Петя ткнул пальцем в сторону.

Шагах в двадцати пяти, насторожив уши, сидел большой заяц. Он удивленно смотрел на машину и не убегал.

- Стреляй, - с охотничьим азартом сказал Дзюба.

Но Силантьев уже вынул пистолет и стал не спеша целиться в зайца.

- Товарищ замполит, - взмолился Петя шепотом - он боялся спугнуть зайца, - не стреляйте! Ведь убегет, убегет! Дайте мне! Я его из автомата!

Силантьев выстрелил, промазал, а заяц, не будь дурак, схватился и мигом исчез за кустами.

- Убег!.. Эх вы, товарищ замполит… - В отчаянии Петя запутался в скоростях и дал задний ход. - Ну разве можно так! Не умеете стрелять, не беритесь. Я бы его сразу снял…

- Виноват, Петя, - засмеялся Силантьев. - Охотник я плохой!.. Следующего зайца дарю тебе…

Петя промолчал. Как-никак он был не охотником, гуляющим по осенней степи с дробовиком в руках, а водителем командирской машины. И он вел ее, устремив взгляд вперед и старательно объезжая все кочки, но лицо у него было такое огорченное и злое, что Дзюба, заметив это, засмеялся.

- Ты что ж это, Силантьев, зайцев пугаешь! - сказал он. - Петя вовек тебе этого не простит. Ты знаешь, какой он знаменитый охотник? Первый на все Брянские леса…

Дальше ехали молча. Маленькая история с зайцем вдруг повернула мысли Дзюбы к тем, почти забытым, дням, когда война казалась далекой и невозможной…

Ведь и женился он перед самой войной, прожил с женой всего лишь полгода, и на тебе… Силантьеву что - молод и холост. Он, возможно, и любви-то еще настоящей не понимает…

Дзюба скосил глаза на Силантьева, который также думал о чем-то своем, и вздохнул. «Странно устроен мир. Казалось бы, какая страшная война, каждый день, каждый час может быть последним. А все же все думают о счастье, о будущем…» И Дзюба вдруг задал себе вопрос: ну, а чего все же хочет он? Остаться живым? Конечно… Кому хочется помирать! Победить?.. Безусловно! Какая жизнь, если победят гитлеровцы… Да, но этого хотят все - и Силантьев, который сидит рядом, и Петя, огорченный тем, что убежал заяц… Да, этого хотят все. А чего же хочет он сам?.. Для самого себя… Орденов? Их и так у него уже четыре. Будет жив - дадут еще. Стать командиром дивизии? Что ж, это неплохо. Уж наверняка он не слабее Чураева. Но и это, рано или поздно, придет само собой… Так чего же?.. Вдруг он закрыл глаза и усмехнулся. Откуда-то издалека на него взглянули серые глаза… Ах, вот что ему хочется!.. Он представил себе солнечный, яркий день… Война окончена… Он подъезжает на машине к своему дому, вихрем взлетает на третий этаж, звонит два раза, распахивается дверь… И…

Петя наехал на какой-то бугор, и машину сильно тряхнуло. Дзюба судорожно ухватился рукой за борт и выругался.

- Побережней! Думать не даешь…

- А о чем ты думаешь? - обернулся к нему Силантьев.

- Да вот куда повернуть, - пробормотал Дзюба. - Станица где-то близко!.. Ты глянь на карту, правильно ли едем…

2

Вечером к Коробову зашел Дружинин.