Встречи

Постою у Вечного огня,
Помолчу, — а что еще я в силах?
Нет отца не у одной меня,
По России — братские могилы.

Тихий дом наш, терем-теремок,

Он давно поник, к земле пригнулся.
Кланялся на запад и восток,
Чтоб хозяин поскорей вернулся…

Не вернулся. Но с началом дня

Девочка, как солнце золотая,
Брата в сад ведет и называет
Именем, что свято для меня.

Эй, мальчишка, Вася-Василек,

Для меня нет истины дороже:
На отца чужого непохожий,
Ты — от мужества его росток.

В свой последний миг на поле брани,

Где была земля обожжена,
Грезил он таким вот утром ранним,
Когда будет далека война.

И была последней греза эта

У солдат, что шли в небытие.
После смерти сделались поэтами,
В жизнь вписав рождение твое.

Иван Объедков ПОРТРЕТ Рассказ

Клевцов возвратился из командировки в субботу вечером. Было еще светло. Поздоровавшись с женой, открывшей ему дверь, он сразу заметил, что она чем-то расстроена, и спросил ее об этом.

— Ты будешь мыться или вначале поужинаешь? Ты очень голоден? — вместо ответа спросила жена.

— Я приму душ, а потом — ужинать. А Севка где? — спросил он о сыне.

Нина Антоновна, пожав плечами и не ответив мужу, ушла в комнату. Слышно было, как она выдвигала там какие-то ящики и вскоре вышла, держа в руке белье и полотенце. Клевцов опять спросил о сыне.

— Принимай душ, Алеша. Потом поговорим.

Алексей Алексеевич теперь не сомневался, что она чем-то огорчена и это, видимо, как-то связано с сыном.

У Клевцовых был единственный сын, Всеволод. Четыре года назад он окончил художественный институт в Москве и получил направление в родной город.

Еще будучи студентом, он написал картину, которая выставлялась на одной из столичных выставок и обратила на себя внимание. Ее хвалили, и молодежный журнал, поместивший цветную репродукцию, писал, что молодой художник вселяет надежду на будущие встречи с ним. И дипломная работа его заслужила много похвал.

В прошлом году Сева показывал свои работы и здесь, но его новые полотна не вызвали восторга, к ним отнеслись весьма прохладно как зрители, так и критика. На собрании художников, а затем и в газетной статье хотя и сдержанно, но откровенно отмечали, что молодой художник будто сбился со своей дороги, указывали на легковесность тем и какую-то нарочитую небрежность исполнения.

Отец тоже считал, что сын допустил «сбой», но больше его беспокоило другое: легкое, нездоровое отношение сына к критике, которую Сева считал проявлением зависти к его успехам.

— Ну, так что же у вас тут произошло? — спросил Клевцов, усаживаясь за стол после душа.

Нина Антоновна подала ему ужин и села напротив. Светлый домашний сарафан хорошо оттенял ровный загар ее лица, красивых полных рук. Собираясь с мыслями, она неторопливо поправляла прическу.

Алексей Алексеевич закусывал и с улыбкой смотрел на жену, угадывая ее волнение, которое она собиралась передать и ему. Он любил жену той преданно-ровной и спокойной любовью, которая делает людей истинно счастливыми.

— Ты же знаешь Севку — это телок: куда его поманят, туда и пойдет.

Алексей Алексеевич отрицательно покачал головой.

— Ты погоди, погоди, — продолжала жена. — Он все-таки телок, и его враз какая-нибудь окрутит. Это же ужас! — воскликнула она, изобразив на лице страдание, которое неожиданно рассмешило Клевцова и он, держа в руках стакан с чаем, громко расхохотался.

Смех его обидел жену, и она, плотно сжав губы, выразительно замолкла.

— Ну, что такое произошло? — уже спокойно и примирительно спросил он.

Нина Антоновна не сразу, тихо и нерешительно, как бы между прочим сообщила, что Севку окручивает Любка.

— Что значит «окручивает?» Откуда тебе известно?

— Знаю. Просто не хотела тебе говорить, а теперь сама видела. На второй день после твоего отъезда я ехала с работы в троллейбусе и увидела их в скверике, у филармонии.

— Ну и что? Встретились и походили, они же вместе росли и учились.

— Нет, Алеша, тут я больше понимаю. Она с него глаз не сводила. Юбчонка до колен, а он растаял. У меня вот здесь даже закололо, — сердито произнесла она, приложив к груди плотно сжатый кулачок.

— Несерьезно все это, — произнес Алексей Алексеевич, отодвинул от себя пустой стакан и сам отодвинулся от стола вместе со стулом…