Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

Пришлось подчиниться. Мы приуныли. А тут как раз должен был появиться Дед Мороз с подарками для девочек. Но обычно выступавший в этой роли Игорь Виноградов вдруг забастовал и предложил нарядиться Дедом Морозом кому-нибудь другому. Выбор почему-то пал на меня. Я никогда не имел никакой склонности к театрализованным представлениям и наотрез отказался. Но общество не унималось, время шло, девочек нужно было провожать ко сну. И тут у меня мелькнула корыстная мысль.

– Хорошо, – вдруг согласился я, – но при одном условии: нальете мне стакан несмеяновки (так называлась у нас клюквенная настойка на водке)!

Мое предложение было принято. Я отправился в кабинет Бориса облачаться в красный халат Деда Мороза и приклеивать бороду с усами. Представление прошло с успехом. Девочки меня не узнали, они с восторгом разглядывали подарки и вскоре отправились спать на второй этаж.

А мне, на зависть скучающим в ожидании застолья мужчинам, поднесли стакан красноватой жидкости крепостью около 30 градусов да еще свежеиспеченный пирожок на закуску. Потом я вышел на крыльцо покурить и опять увидел военный газик, выезжающий из деревни: они все еще кого-то выслеживали. Я рассказал об этом Войновичу и Петрухину, и тут мы поняли, в чем дело: военные засекли наши игры с радиопередатчиком и теперь надеются найти злоумышленников. Ведь в районе Рузы, как говорили местные жители, располагались ракетные воинские части, и местность была, по-видимому, под усиленным контролем…

И вот пришло время садиться за стол. Сначала были проводы старого года. Потом по телевизору прошамкал свою речь безобразно обрюзгший Брежнев. Под бой курантов мы, как положено, выпили шипящее шампанское. И пошли тосты за хозяек дома, за свершение надежд, за присутствующих. Наконец Галя вспомнила, что пора доставать подарки из-под елки. Тут вновь понадобился Дед Мороз. Я опять напялил на себя красный халат, а усы и бороду решил не приклеивать. Кто-то в подпитии выбежал из дома и стал колотить в окна, извещая о приходе Деда Мороза. Поэтому, когда я появился с мешком подарков у стола, сверху раздался испуганный крик девочек. Разбуженные стуком в окна, они выбежали на лестницу посмотреть, что происходит внизу у взрослых. Я ретировался, путаясь ногами в полах халата и с трудом удерживая равновесие. Родители бросились успокаивать малышек, на ходу придумывая оправдания происшедшему. Утром эти оправдания сложились в легенду, по которой подвыпивший дядя Витя догнал уходящего из деревни Деда Мороза, отнял у него халат и подарки и принес их в дом. Так я и остался в памяти девочек подвыпившим злодеем, ограбившим Деда Мороза.

А в ту ночь Олю и Настю успокоили, снова уложили спать, и застолье продолжилось. Когда в середине ночи мы вышли прогуляться по деревне, снова наткнулись на тот же военный газик, который продолжал искать предполагаемых диверсантов с радиопередатчиком. Володя и Валя даже вступили с офицерами из газика в какие-то разговоры, но я из-за одолевшей меня икоты (что случается со мной, когда много и громко смеюсь) не смог принять в них участия.

* * *

К этому же времени, то есть к концу семидесятых (в 1 980-м Войновича заставили уехать из Союза), относится мое стихотворение «Попытка портрета», которое я опубликовал по известным причинам только лет через пятнадцать, уже в новой России:

За окнами стынущий сад,
Январские сумерки хмуры.
Умерим спортивный азарт,
Условясь, смешаем фигуры.
Прикурим от спички одной,
Взглянув друг на друга при этом, —
Отведавший славы шальной
Прозаик
            с безвестным поэтом.
Вздохну, затянусь, помолчу.
Ты смел, и чиста твоя совесть.
Я тоже быть честным хочу,
Как названа ранняя повесть.
Зима как худая свекровь,
На окнах морозная наледь…
Дай Бог нам увидеться вновь
И шахматы снова расставить!
Чтоб снова – вопрос на вопрос, —
Без позы, рисовки, экстаза…
Седеющих шапка волос,
Два карих внимательных глаза.

Под «повестью» подразумевалась, конечно, новомирская публикация 1963 года повести «Хочу быть честным».

* * *

Друг Владимира Войновича физик-экспериментатор Валя Петрухин имел внешность, для тех лет мало соответствовавшую научному званию доктора физико-математических наук: широкоплечий, в неизменном свитере домашней вязки, с длинными растрепанными волосами и всклокоченной бородой.