Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

В июне Василий вернулся в Москву один, Майя осталась в Биаррице. С этого момента начало рушиться его несокрушимое, как казалось еще недавно, здоровье. Случился приступ мерцательной аритмии. Пришлось вызывать скорую. Потом недели две он жил под присмотром врачей в санатории в Барвихе. Потом в ЦКБ ему устанавливали стимулятор работы сердца. Он старался не поддаваться болезни, но заметно сдал физически. Мне признался, что во время приступа аритмии на мгновение будто бы потерял сознание, но сразу же пришел в себя. Как выяснилось впоследствии, это был микроинсульт, который врачи (ни в Барвихе, ни в ЦКБ) не распознали.

* * *

Летом в издательстве «Зебра Е» решили издать небольшую книгу аксеновских предисловий и послесловий к книгам товарищей по цеху. Еще год назад от имени этого издательства меня очень настойчиво атаковал Валерий Краснопольский с предложением переиздать что-нибудь аксеновское.

А теперь получилось так. «Зебре Е» предложил свою книгу прозы поэт Владимир Мощенко, давний друг Василия. Они когда-то познакомились и подружились как любители джазовой музыки. И книга Мощенко была связана с джазом. Названием ее стало название главной повести книги «Блюз для Агнешки». В издательстве сообразили, что через Мощенко есть возможность привлечь к сотрудничеству Василия: «Пусть Аксенов напишет предисловие к вашей книге», – предложили ему. Василий, конечно, не смог отказать старому другу, и так появилось его предисловие к книге Мощенко: «Рожденный в джазе».

Издательство решило развить успех, и так возникла идея книги, тем более что речь шла об аксеновских предисловиях и послесловиях к тем книгам друзей, которые как раз в «Зебре Е» и были ранее изданы. Василий попросил меня связаться с издательством и составить такую книгу. Материала оказалось очень мало, для книги его не хватало. Мне пришлось поломать голову над тем, как выйти из создавшегося положения. В результате первоначальный материал был дополнен несколькими уже опубликованными в книге «Зеница ока» статьями и эссе, а также несколькими интервью.

Подзаголовок книги определился: «Предисловия, послесловия, интервью». Оставалось придумать заглавие. С этим вопросом я пришел к Василию, перебирая в уме разные не очень-то удачные варианты. Но он решил вопрос молниеносно: на секунду задумался, посмотрел в окно и произнес по слогам (по ассоциации со своим предпоследним романом): «Ква-каем, ква-каем».

* * *

20 августа у Аксенова был юбилей: ему исполнялось 75. Сначала «Первый канал» телевидения готовил к этой дате большую программу, в Биаррице работала съемочная группа. Но потом был дан отбой, что говорило о нежелательности для верховной власти широкого чествования Аксенова, улавливались и другие сигналы подобного рода. Поэтому Аксенов демонстративно улетел накануне юбилея в Биарриц. Я оказался там 19-го. Он встречал меня на машине в соседней Байонне. В Байонне, потому что я ехал не из Парижа, а с дачи наших с Ирой парижских подруг Сони и Флоранс, распложенной в Ландах. Я провел с ними несколько дней, а потом они посадили меня в автобус, идущий к океану, и через несколько часов я оказался в совершенно незнакомой мне Байонне. Встреча с Василием была назначена у Кафедрального собора. Я шел от автовокзала, перешел по мосту реку и вышел к собору, который был мне хорошо виден на протяжении всего недолгого пути. Все это напоминало какой-то шпионский фильм с явками и паролями. Об этом я, смеясь, сказал Василию при встрече – он появился у собора минут через пять после меня.

На следующий день с утра до вечера трезвонил телефон: Василия поздравляли из Москвы, из Казани, из Петербурга, из Парижа, из Америки. Вечером пришли гости: Сергей и Марина Тимаковы. У них тоже есть дом в Биаррице. Подарили симпатичный пейзаж неизвестного мне автора в роскошной раме со стеклом. Сразу же повесили его на какой-то крючок в стене. Но крючок оказался ненадежный. В разгар застолья (Майя угощала жареными перепелками, которых упорно называла куропатками) картина с грохотом сорвалась со стены, упала на батарею отопления, вывернув ее крепление, но не разбилась. Сейчас, вспомнив об этом, не могу не подумать, что это происшествие во время празднования последнего Васиного дня рождения было недобрым знаком.

Но тогда оно вроде бы не омрачило вечера. Было много баек. Василий, в частности, рассказал, как Ростроповичу в советские времена вручали премию в Италии. Так как премию в виде денег советские граждане обязаны были сдавать в посольство (на благо державы!), итальянцы решили подарить ему этрусскую вазу. Но и за вазой утром пришли товарищи из посольства.

– Вы должны ее сдать, – объяснили они ему.

– Ах, сдать? – переспросил Ростропович и, передавая ее, «случайно» разжал руку. Ваза с грохотом разбилась.

Василий слышал это от самого Ростроповича.

* * *