А кроме того, Василий в сопровождении массы журналистов побывал в полуразрушенном доме, где прошло его военное детство – здесь после ареста родителей его приютила семья тетки. Сейчас дом отремонтирован и превращен в Дом Аксенова – мэр Казани выполнил свое обещание, данное во время фестиваля… Потом было посещение школы, где Василий учился, и, конечно, посещение кладбища, где могила отца, Павла Васильевича Аксенова.
На обратном пути в Москву виновник торжества почти не выходил из своего купе; все понимали, что он очень устал.
Кажется, в эти же месяцы «Новая газета» опубликовала открытое письмо по поводу музея А.Д. Сахарова, авторы которого, известные люди, деятели культуры и науки, призывали власти взять на себя финансирование музея. Под письмом стояла и подпись Аксенова. Летом я действительно получал от директора музея Юрия Самодурова какие-то материалы для передачи их Василию. Между ними был телефонный разговор. Но, как оказалось, Василий согласился подписать письмо при условии, что там будет указано: «До последнего времени музей существовал на деньги Бориса Березовского». Самодуров, видимо, из тактических соображений такое пояснение в текст письма не внес, а подпись Аксенова была под письмом оставлена. Василий был возмущен произволом. Просил меня переговорить с главным редактором «Новой» Дмитрием Муратовым и потребовать опровержения. Я выполнил его просьбу, и меня заверили, что газета известит читателей, что Аксенов письма не подписывал.
Василий всегда был предельно принципиален в своих поступках, даже если то или иное его решение могло не понравиться либеральной общественности.
Так, он полностью поддерживал обе чеченские войны. Однажды в ответ на наши с Ирой критические замечания по поводу методов ведения этой войны вспылил и повысил голос, что случалось крайне редко: «Террористов нужно уничтожать!» – чуть ли не прокричал он. И руководствовался он при этом не желанием угодить власти, а категорическим неприятием мусульманской агрессивности – убеждением, возникшим у него впервые в знак протеста против преследования мусульманским миром Салмана Рушди, который был заочно приговорен верховным правителем Ирана к смертной казни. Все дальнейшие террористические акции мусульманских радикалов в мире укрепляли Аксенова в его убеждении.
В ту последнюю осень Василий выступал на 1-й Тверской-Ямской, в новом магазине «Букбери» по случаю его открытия. Публика очень тепло его встречала, когда он читал свои стихи…
В начале декабря прошел совместный вечер Аксенова и Ахмадулиной в Доме художника на Крымской набережной во время проведения там зимней книжной ярмарки.
Василий читал прозу, все-таки не решился читать свои стихи о редкоземельных элементах в присутствии Беллы…
В декабре же, если мне не изменяет память, проходил вечер памяти Булата Окуджавы в концертном зале Чайковского. Вел его Василий. Программа в основном была музыкальная: песни Окуджавы пели известные актеры и певицы. Завершилась программа триумфальным выступлением Макаревича с какой-то чужой (не «Машиной времени») группой. Это была оркестровая импровизация на тему песни Окуджавы «Батальное полотно».
В один из мрачно-сумрачных декабрьских вечеров Василий, когда я сидел у него в кабинете, как бы между прочим сообщил, что закончил первую часть нового романа о детях ленд-лиза, то есть о своем военном детстве в Казани, о голоде 1942 года, о нравах и пристрастиях уличной шпаны, среди которой он рос. Сказал, что написана первая часть слишком уж реалистически и он даже устал от этого. Теперь нужно как-то взбодриться и оживить повествование.
Новый 2008 год Аксеновы встретили дома, в Москве.
Я заходил к ним в начале января, но не помню подробностей.
15 января около полудня или чуть позже говорил с Василием по телефону. Он был в ванной после физических упражнений – теперь вместо бега трусцой он отжимался от пола, выполнял бег на месте и стоял на голове. Василий сказал, что скоро должен уйти.
Я тоже часа через два собрался выйти из дома по каким-то делам. Вдруг раздался звонок Евгения Попова. Он спросил, не знаю ли я, что с Васей. «Ничего, – ответил я, – недавно разговаривал с ним по телефону». – «А мой сын Вася прочитал в интернете, что у Аксенова инсульт», – огорошил меня Евгений. Договорились созвониться попозже. Я вышел к машине, и тут меня настиг повторный звонок Попова: «К несчастью, – сказал он, – это правда: у Васи инсульт. Я говорил с Алексеем (сыном Аксенова)».
Когда я пришел к Майе, у нее уже была ее двоюродная сестра. Потом приехал Алексей – он уже успел побывать у отца в больнице. Майя поднялась, чтобы ехать с Алексеем к Василию.
«Кто бы мог подумать, что с Васятой такое может случиться», – приговаривала она, не сдерживая слез.
Когда они с Алексеем ушли, я остался в квартире вместе с ее двоюродной сестрой.
Все время трезвонил телефон. Печальная информация распространялась по стране и по миру. Звонили друзья и знакомые из Москвы, Казани, Петербурга, из Прибалтики, из Вашингтона.
Ночью Василия перевезли в Институт Склифосовского. Майя и Алексей ездили туда.