Встречи и знакомства

В этом именно возрасте Лавинию в первый раз взяли в театр в день оперного спектакля, и то исключительное внимание, какое было вызвано ее появлением в ложе, было принято наивной девочкой за выражение порицания по поводу ее безобразия и вызвало ее горькие слезы…

В тот же вечер все объяснилось… Тщеславная и легкомысленная мамаша поняла, что красота ее дочери отныне будет предметом ее гордости, и Лавиния начала появляться на балах, всюду приводя всех в восторг своей незаурядной красотой.

Когда ей минуло 18 лет, за нее посватался богач Жадимировский, человек с прекрасной репутацией, без ума влюбившийся в молодую красавицу.

Приданого он не потребовал никакого, что тоже вошло в расчет Бравуров, дела которых были не в особенно блестящем положении, – и свадьба была скоро и блестяще отпразднована[166], после чего молодые отправились в заграничное путешествие.

По возвращении в Петербург Жадимировские открыли богатый и очень оживленный салон, сделавшийся средоточием самого избранного общества.

В те времена дворянство ежегодно давало парадный бал в честь царской фамилии, которая никогда не отказывалась почтить этот бал своим присутствием.

На одном из таких балов красавица Лавиния обратила на себя внимание императора Николая Павловича, и об этой царской «милости» по обыкновению доведено было до сведения самой героини царского каприза.

Лавиния оскорбилась и отвечала бесповоротным и по тогдашнему времени даже резким отказом.

Император поморщился… и промолчал.

Он к отказам не особенно привык, но мирился с ними, когда находил им достаточное «оправдание».

Прошло два или три года, и Петербург был взволнован скандальной новостью о побеге одной из героинь зимнего великосветского сезона, красавицы Лавинии Жадимировской, бросившей мужа, чтобы бежать с князем Трубецким, человеком уже не молодым и вовсе не красивым[167], жившим после смерти жены вместе с маленькой дочерью, которую он, по слухам, готовился отдать в институт.

Побег был устроен очень осторожно и умело, никто ни о чем не догадывался до последней минуты, и когда беглецы были, по расчетам, уже далеко, муж из письма, оставленного ему женой, узнал, куда и с кем она бежала[168].

Дело это наделало много шума, и о нем доложено было государю.

Тут только император Николай в первый раз сознательно вспомнил о своей бывшей неудаче и, примирившись в то время с отказом жены, не пожелавшей изменить мужу, не мог и не хотел примириться с тем, что ему предпочли другого, да еще человека не моложе его годами и во всем ему уступавшего.

Он приказал немедленно пустить в ход все средства к тому, чтобы разыскать и догнать беглецов, и отдал строгий приказ обо всем, что откроется по этому поводу, немедленно ему доносить.

В то время не было еще ни телеграфов, ни железных дорог. Осложнялся этим побег, но значительно осложнялась, конечно, и погоня…[169]

Волновался, впрочем, только государь… Сам Жадимировский оставался совершенно покойным и ни к кому из властей не обращался…

Дознано было, что беглецы направились в Одессу.

Туда же поскакали и фельдъегеря с строжайшим приказом «догнать» беглецов во что бы то ни стало…

Понятно было, что они на пароходе ускользнут за границу, и в таком случае на выдачу их надежды не было…

Такой выдачи мог требовать только муж, а он упорно молчал…

Фельдъегеря скакали день и ночь; но не зевали и беглецы, которые, кроме того, имели еще и несколько дней аванса.

В Одессу, как и следовало ожидать, Трубецкой с Лавинией прибыли раньше своих преследователей, успели запастись билетами на пароход и схвачены были уже на трапе, поднимаясь на палубу парохода…[170]

Оба, в силу распоряжений из Петербурга, были тут же арестованы и под конвоем препровождены обратно в Петербург.

К государю был немедленно отправлен нарочный, который, по словам современной скандальной хроники, получил крупную награду.

Одновременно уведомлен был о поимке жены и Жадимировский, который, однако, не только не выразил никакого восторга по этому поводу, а, напротив, довольно смело заметил, что он ни с каким ходатайством о подобной поимке никуда не входил.

По прошествии нескольких дней привезены были и сами беглецы, причем Жадимировский лично выехал навстречу жене и спокойно отправился с ней к себе домой.

На косвенно предложенный ему вопрос о том, какого возмездия он желает, Жадимировский ответил просьбой о выдаче ему с женой заграничного паспорта и тотчас же уехал вместе с нею, к великому огорчению всех охотников до крупных и громких скандалов, не обнаружив не только никаких особенно враждебных намерений по адресу жены, но, напротив, сохраняя с ней самые корректные и дружелюбные отношения…

Николай Павлович ничем не откликнулся на этот молчаливый протест, разрешил свободный отъезд за границу, который в те далекие времена не особенно легко разрешался, но зато вся сила его могучего гнева тяжело обрушилась на Трубецкого.