Встречи, которых не было

Едва оторвались тяжелые якоря от дна реки, как течение легко подхватило струги. Рулевые правилом удерживали лодки, не позволяя им вертеться, а потом весла рывком бросили струги вперед, и они плавно понеслись по реке, обгоняя смытые весенним половодьем деревья и коряги… С берега донеслись до казаков воинственные крики дучеров; несколько стрел, не долетев до лодок, упало в воду… Струги набирали скорость, но всадники на берегу не отставали — от улуса к улусу скакали теперь воины, следя за каждым движением казаков… А в бесчисленных протоках — «разбоях», разделенных островами, поджидали разведчиков вражьи струги. Водные бои разыгрывались по нескольку раз в день («по всякой день подважды и потрожды», как напишут потом казаки); в нападении участвовало подчас до двух десятков дучерских стругов сразу… Участились и ночные «скрадывания», внезапные нападения.

Когда истек срок разведки, казаки поняли, что дела их плохи: не вернуться им против течения к своим, рано или поздно кончатся боеприпасы, и дучеры одолеют их, как только смолкнет огненный бой… Основательно пришлось поскрести затылки бывальцам, прежде чем нашли они выход из положения. Были, вероятно, среди них мудрецы, предлагавшие укрепиться на берегу и ждать помощи от Ермолина или Хабарова, но бывальцев потому и называли бывальцами, что от наивности у них давненько и следа не осталось.

Отбившись от яростно наседавших дучеров, бывальцы приняли решение не возвращаться в отряд к Ермолину.

Совещались они наверняка все вместе, но в позднейшей отписке сказано, что Ивану Нагибе была подана от остальных казаков челобитная с просьбой идти «в гиляки» и он принял ее, ибо, как и все прочие, знал о плавании Пояркова.

Вот при каких обстоятельствах началось второе плавание русских к устью Амура.

Нескоро удалось казачьим стругам уйти от дучеров. В те края, где плыл теперь Иван Нагиба, Хабаров не заходил, но молва о его подвигах, видимо, дошла и сюда: очень уж зло и настойчиво действовали и дучеры, и натки, и у них были все основания действовать именно так…

Лишь «в гиляках» надеялись казаки передохнуть и с нетерпением ждали, когда попадут в их владения.

Однажды со струга заметили на островке человека, ловившего рыбу. Струги дучеров не преследовали в этот счастливый час казаков, и они решили пленить рыбака. Разумеется, он пытался Удрать, но ничего у него не вышло, и вот уже связанный рыбак стоит перед Иваном Нагибой и Уваровым, а вокруг толпятся казаки, выскочившие на отмель поразмять ноги… Толмач задает рыбаку первый вопрос, и выясняется, что он и не дучер, и не натка — он гиляк!

Весело загудели казаки, выслушав приятную весть, а толмач продолжал толмачить, и вот уж совсем неожиданное говорит он товарищам: рыбак видел, как струги Хабарова проплыли вниз по Амуру, Хабаров — в гиляках!.. Было тут от чего возрадоваться казачьим сердцам — пришел конец их мучениям, неравным боям и ночным тревогам. И мощная казачья рука дружески похлопала по спине доброго вестника, «иноземного мужика».

С легким сердцем вывели казаки свой струг на стрежень, дружно подналегли на весла, а «иноземный мужик» и тут им услуги оказывает — какой протокой лучше плыть, говорит, как лучше мель обойти, рассказывает… Обогнули казаки приярый островок, ввели струг в протоку с глубокой водой, а впереди — струги крашеные, а в стругах — воинов человек по сорок, по пятьдесят… Оглянулись казаки — и сзади уже гиляцкие струги стоят и луки у Лучников, уже натянуты… Бросился тут гиляк к борту, да схватила его та самая рука, что недавно дружески по плечу хлопала… Не названо в отписке Уварова имя этого гиляка, не сказано ничего о судьбе его, но догадаться о ней нетрудно.

Долго продолжалась ожесточенная схватка, долго свистели стрелы и гремели выстрелы, но выстояли казаки, не удалось их новым противникам пересилить огненный бой… Только и гиляки не собирались отступать. То ли учли они опыт дучеров, то ли сами такую тактику разработали, но решили они взять казаков измором: перегородили реку и выше и ниже по течению, выставили посты по берегам и перешли к планомерной осаде… День сменялся ночью, снова всходило и заходило солнце, лили проливные муссонные дожди, дули сквозные ветры с далекого океана, а струги гиляцкие не уходили и струг казачий не выпускали из кольца… «И мы в осаде на якоре стояли две недели, и пить и есть стало нечего… горко было», — сообщит позднее Иван Уваров, хотя чего-чего, а воды вокруг было предостаточно.

В отписке нет подробностей, которые позволили бы понять, почему терпеливо сидели в осаде казаки, почему не попытались они с боем прорваться сразу же; но причины для двухнедельного сидения, видимо, имелись основательные, видимо, гиляцкий заслон был столь прочен, что не надеялись казаки выйти из боя целыми и невредимыми… Не удавалось, впрочем, и гилякам одолеть казачий отряд — и днем, и ночью залпами встречали служилые нападавших…