Встречи, которых не было

Но застать казаков врасплох не удалось: пищали лежали возле топоров, и вновь грянул бой. Им даже удалось каким-то образом потопить гилякский струг со всем его многочисленным экипажем, и тогда остальные струги повернули прочь от берега.

Уразумев, что и в лимане им не будет покоя от гиляков, служилые, посовещавшись, решили немедля уходить в море. И уже на следующее утро усовершенствованный струг их взял курс на север, в сторону теперешнего Сахалинского залива… Впереди их ждало Охотское море, по которому никто из них не плавал, но о суровом нраве которого они были наслышаны.

И все-таки они не могли предполагать, что море встретит их столь неприветливо и что уготовано им еще немало испытаний, и не менее опасных, чем те, через которые они уже прошли.

Не очень доверяя своему стругу, да и не имея никаких навигационных приборов, казаки, естественно, старались держаться поближе к матёрому берегу. Им помогал ветер, дувший со стороны моря, и, будь на струге паруса, ветер надежно удерживал бы струг в прибрежной зоне. Но казаки шли на веслах и очень скоро заметили, что, несмотря на все их усилия, струг тянет против ветра, в открытое море… Бросили они щепку в воду и увидели, что щепку тоже понесло на восток, против ветра… Знать этого казаки, разумеется, не могли, но в Охотском море существует круговая система течений, движущихся против часовой стрелки. «Спускаясь» с севера на юг, в юго-западной части Охотского моря они принимают восточное направление, устремляются к Тихому океану и еще усиливаются мощным потоком амурской воды.

С течением казаки, вероятно, справились бы, но на пути их нежданно-негаданно встали… льды. В полном разгаре было лето, зеленели леса и луга. Когда стихал муссон, до казаков доносился с берега запах цветов и теплой парной земли. И вдруг — льды!

Подивились, наверное, казаки своей неудачливости, помянули в сердцах нечистую силу, но обратно ведь не повернешь! Взялись богатыри за шесты и двинулись потихоньку вперед, расталкивая льдины… А льдины сперва попадались рыхлые, изъеденные солнцем и дождями, а потом пошли поплотнее да потолще, и разводья реже попадаться стали… До темноты не удалось казакам пробиться к берегу, и заночевали они среди льдов, сбросив на всякий случай якорь. Ночью льды тихо скребли борта, глухо стукались иной раз о днище; а к утру словно угомонились, затихли. Спалось казакам крепко — ни качки, ни гиляков, — а когда протерли они глаза, то увидели, что вынесло их в открытое море и куда ни взгляни — всюду лед, сплошной лед.

Заскучали казаки. К пешим походам они давно привыкли, к речным тоже, и самой ожесточенной схваткой их не удивишь, но во льдах по морю плавать?.. И положились казаки на бога, но легче им от этого не стало: надежнее, когда сам за себя в ответе.

А день шел за днем, и ничего не менялось: одни и те же льды вокруг, и как будто одни и те же нерпы вылезают на лед, и одни и те моржи выглядывают из полыньи, одинаково шевеля рыжими усами при виде струга… Ко всему привыкает человек, и казаки привыкли к ледовому плену. Запасы рыбы у них еще не оскудели, вода рядом плавает — достань кусок льда и растопи; вода, правда, получается солоноватая, но пить ее можно… И берега нет-нет да и покажутся вдали, — авось и вынесет еще к ним. А не вынесет — растает же когда-нибудь лед! Что ни говори, а лето к середине подходит, и тогда возьмутся казаки за весла, и побежит их струг на запад… Знай казаки, что принесенные с севера льды в иные годы держатся у Шантарских островов до августа, они, наверное, перекрестились бы лишний раз от удивления да призадумались бы. Но о режиме Охотского моря никто тогда ничего не знал, и казаки безмятежно отсыпались после трудного плавания по Амуру.

На девятый или десятый день дрейфа поутру, казаки обнаружили, что за ночь их близко подогнало к берегу. Ночь прошла неспокойная, гудел муссон, злее, чем обычно, скрипели льды, и было казакам тревожно, потому что не могли они понять в темноте, куда их несет… Теперь на душе стало полегче: все-таки берег рядом, но ледяное поле, краем упершееся в берег, угрожающе потрескивало, местами лопалось, и там громоздились друг на друга льдины…

Десять дней продолжался первый в истории Охотского моря ледовый дрейф, а на одиннадцатый льды зашевелились вокруг струга, непрочные борта его затрещали, и в проломины хлынула вода… «И мы, холопи государевы, на берег пометались душою да телом, хлеб, и свинец, и порох потонул, и платье все потонуло, и стали без всего», — с эпическим спокойствием напишет позднее Иван. Уваров.