Встречи на краю. Диалоги с людьми, переживающими утрату, умирающими, исцеляющимися и исцелившимися

Работа, которую совместно осуществляли Кэсси с Марком, глубоко повлияла как на её, так и на его жизнь. Казалось, каждый из них всё больше и больше открывается происходящему, в том числе возможной смерти, которую они носили в себе. Это время было невероятно плодотворным. Кэсси назвала этот период их жизни «временем нового очарования».

В День благодарения Марк умер в больнице; Кэсси сидела у его кровати и держала его за руку. Следующим вечером она позвонила мне и сказала:

– Между нами было столько неразрешённых конфликтов, что год назад казалось, что мы никогда по-настоящему не станем так близки, как много лет тому назад. Но когда я с любовью открылась ему, когда он отказался от своих прежних привычек в общении со мной, от своего противоречивого сексуального поведения, перестал отрицать смерть и даже жизнь, что-то произошло. Знаете, мы могли бы с ним говорить вечно, и не думаю, что таким образом решили бы много проблем. Мы бы просто продолжали плодить слова. Продолжали бы бесконечно добиваться взаимного одобрения. Но в конце прошлого лета, когда я почувствовала, что моё сердце открывается ему – такому, «какой он есть», судя по всему, наши беседы кардинальным образом изменились. Временами у нас почти не было тем для разговора, поскольку между нами было не так много расхождений. Мы переживали невероятную любовь. И хотя в каком-то смысле эта любовь не спасла ему жизнь, возможно, она спасла его как-то иначе. Не знаю. Но теперь я тоскую по нему больше, чем могла бы раньше представить. Так или иначе, наша совместная жизнь закончилась. Не знаю, чем я буду заниматься и что со мной случится, но уверена, что больше не нуждаюсь в том, чтобы он исцелял меня. Я исцелюсь самостоятельно. Я не знаю также, что именно хочу этим сказать. Жизнь так удивительно непредсказуема.

Спустя две недели она позвонила и сказала, что сердце «болит, как раньше, только сильнее» и что она никогда не чувствовала себя так одиноко и при этом «в таком единстве со всем сущим». Мы говорили о том, что она переживает «горе, накопленное за всю жизнь», и что на самом деле, как она могла заметить, это горе было связано не только с потерей Марка, но с многолетним отсутствием близости между ними. Также мы говорили о том, что, возможно, она в своём роде как бы предвосхищает горе в связи с собственной смертью. Она была настроена более легко, хотя было очевидно, что она испытывает печаль. А перед самым завершением нашей беседы она засмеялась и сказала:

– Я должна вам рассказать одну историю. Я знаю, ужасно считать это смешным, но мне хотелось бы поделиться с вами этим происшествием. Неделю назад мой деверь из Миннесоты находился в таком подавленном состоянии, что решил покончить с собой, он взял ружьё, зарядил его и пошёл по своему полю в лес, который находился по другую сторону забора. Но когда он перебирался через забор, ружьё выстрелило, и, как он выразился, «я отстрелил себе именно ту ногу, которой надавал бы себе по заднице, если бы ещё мог это сделать». Похоже, он отбросил идею самоубийства. Его отношение к происходящему определённо изменилось – хотя он всё ещё лежит в больнице с достаточно серьёзным ранением, он выглядит более трезво мыслящим и более душевным, чем незадолго до этого случая. В каком-то смысле этим выстрелом он уничтожил свою депрессию. Он убил в себе всё, что должно было умереть, и теперь он, вероятно, сможет сладить с собой. Полагаю, всё это идёт из семьи.

В конце разговора Кэсси сказала, что на протяжении последней недели или около того она работает над текстом о том, как прошёл её предыдущий год, и что вскоре она отправит нам этот текст в письме.

Сразу после Нового года я получил письмо.

Я хотела рассказать вам, как развивались мои мысли о смерти и жизни с тех пор, как больше года тому назад мы приступили к совместной работе. Когда я впервые позвонила вам на Рождество, я была настроена достаточно робко. По моим ощущениям, мне казалось «правильным» относиться к своей смерти осознанно. Помню, что только и делала, что со смехом, шутливо говорила о собственной смерти. Смерть была где-то далеко, в относительно отдалённом будущем. Мне не приходилось напрямую сталкиваться с нею, но также не было оснований ожидать, что меня ждёт безоблачное будущее в полном здравии, когда я смогу жить полноценно. Итак, из этого можно сделать вывод, что я не совсем умирала, но как бы и не жила.