Встречи на московских улицах

– «Учителю православных велений, истинному столпу благочестия, недремателну оку»;

– «вселенскому пастырю и владыке»;

– «церковных кормил правителю, корабль православия неблазненно направляющему во пристанище благоверия»;

– «терпения столпу, кормчию Христова корабля, в тихости учения Того словесныя овца во пристанище спасения направляющу».

На Филарете лежало решение всех духовных и светских дел, чего прежде никогда не было. Архиепископ Пахомий отмечал, что патриарх был «нравом ополчив и мнителен, а владителен таков был, яко и самому царю боятися его».

Главенство Филарета проявлялось как во внутренней, так и во внешней политике государства. Иностранные послы представлялись обоим: и Михаилу Фёдоровичу, и Филарету Никитичу. Им подавались двойные грамоты, подносились двойные подарки.

Патриарх твердо направлял помыслы сына на мирное сосуществование с соседними государствами (кроме Польши). В год возвращения из плена писал Михаилу: «О крымском, государь, деле, как вы, великий государь, укажете? А мне, государь, кажется, что крымским послам и гонцам сказать, что вы, великий государь, с братом своим, с государем их с царём, в дружбе и братстве стоишь крепкой».

Филарет немало сделал для укрепления православия и государства в целом. Участвовал в создании исторического труда «Книга, глаголимая Новый летописец». В ней много внимания уделялось личности патриарха и обосновывалась закономерность прихода к власти новой династии. За время правления Филарета в Москве было выпущено больше различных изданий, чем за всё предшествующее существование Печатного двора.

…Причудлива и капризна Клио, муза истории. Давно стали прахом деревянные строения двора Филарета. Источилось железо. Распались камни. Но остались в веках пожелтевшие страницы книг и грамот его времени.

Отряс прах со своих ног. Полтора столетия на Тверской (слева от сегодняшней мэрии) стоял шикарный дом графов Гудовичей. При его передвижке в Брюсовский переулок была отрезана значительная его часть, находившаяся по правую сторону от полуротонды, то есть его парадный фасад. Но и в этом урезанном виде старинное здание привлекает к себе внимание богатой лепниной и строгой раскраской в белый и зелёный цвета. Здание хорошо вписалось в новый для него архитектурный пейзаж, и сегодня никому из прохожих и в голову не придёт мысль о том, что занимает оно чужое место, история которого никак не совмещается с новопришельцем (даже в энциклопедии «Москва» в статье «Декабристы» утверждается, что дом этот не сохранился).

В середине XIX столетия в доме Гудовичей жил будущий писатель A. B. Сухово-Кобылин, сестра которого держала литературный салон; в нём бывали И. С. Тургенев, Н. П. Огарёв, М. С. Щепкин и другие знаменитости. Александр Васильевич был типичным представителем золотой молодёжи старой столицы. Вот как характеризовал её университетский товарищ Александра Константин Аксаков: «Когда мы перешли на третий курс, на первый курс вступило много молодых людей из так называемых аристократических домов; они принесли с собою всю пошлость, всю наружную благовидность и всё это бездушное приличие своей сферы, всю её зловредную светскость. Аристократики сшили себе щегольские мундирчики и очень ими были довольны. Мы не пускали к себе на лавки этих модников, от которых веяло бездушием и пустотою их среды».

В 1838 году Сухово-Кобылин окончил физико-математическое отделение университета. Затем изучал философию в Гейдельберге и Берлине. После чего вернулся в Москву, где уверенно занял своё место в светской жизни: балы, романы, «джентльменские скачки», вино и карты. Характерна для этого времени его записка К. Аксакову: «Моё письмо будет очень коротко и ясно. Так как мы всегда находились с тобою на противуположных полюсах, то я и теперь удерживаю своё положение относительно тебя. Ты много пишешь – я мало, ты много думаешь – я очень мало, ты весьма много чувствуешь – я ничего».

Но при всём внешне рассеянном образе жизни Сухово-Кобылин имел и серьёзные увлечения: превосходно знал английскую литературу, преклонялся перед западными писателями, имел редкое собрание немецких классиков, очень любил Н. В. Гоголя, английский и немецкий знал не хуже русского, в салоне сестры встречался с университетскими профессорами, журналистами и актёрами.

Семья Сухово-Кобылиных обладала огромными богатствами, но Василий Александрович не спешил передавать их сыну. Только в 1848 году Александр записал: «Принято мною имение в управление». Началась бурная деятельность по постройке заводов, выписыванию новейшего заграничного оборудования, приглашению иностранных специалистов.