Ветра остановилась. Рад тоже устал. Но надо идти дальше. Андрей выходит вперед, за ним бредут двое. Когда усталость валит с ног, иногда помогает песня.
Звуки песни едва пробиваются сквозь завесу тумана.
Андрей знал, что теряет Ветру. Сознание своего бессилия доводила его порой до слепящего бешенства. Можно плакать, выть, биться головой о скалы… Кого это тронет? Что это изменит? Лучше стиснуть зубы и загнать глубоко внутрь, спрятать от всех, клокочущее пламя страсти. А если лопнет звенящая струна чудовищного напряжения, можно уйти подальше от лагеря в лес и, прижавшись щекой к зеленому плюшу мха, рассказать тайге, горам, небу про свое огромное горе. Теперь Андрей понимал, в каком состоянии человек пускает себе пулю в лоб. Но еще он знал, что никогда не сделает это. Андрей слишком любил жизнь. Если понадобится, он будет бороться за нее, цепляться руками, ногами, зубами… Даже если не останется надежды. Андрей слишком любил жизнь.
С самого утра плотная стена тумана. Он обволакивает, цепляется за руки, за ноги, за волосы. Не пускает вперед. Треск и хруст ломающихся сучьев – шедшая следом за Андреем Ветра вдруг исчезла. Провалилась в залитую водой яму. Выбралась, села на землю – заплакала. Она больше не хочет жить, она больше никуда не пойдет. Слезы текли по ее милому, сморщенному страданием лицу. В таких случаях уговаривать бесполезно. Уговоры и жалость только расслабляют, отнимают слабеющую волю к выживанию. Андрей ронял грубые слова отрывисто, словно хлестал ими по лицу. Слова безжалостно били, озлобляли. Ветра тяжело поднялась, пошла, всхлипывая за Андреем. Дождь равнодушно смывал слезы с ее осунувшегося лица.
Андрей резко отвернулся и отошел в сторону. Сегодня эта обычная дружеская забота Рада раздражала. Ему все казалось, что Рад платит заботой за причиненные страдания. Хорошо зная юношу, Андрей сердился на себя за подобные мысли. Но что он мог поделать… Между ним и Радом стояла Ветра.
В палатке холодно и сыро. Ветра о чем-то разговаривает с Радом. Андрей слушает её ласковый шепот, негромкое журчание её смеха. Остервенело рвет зубами обшлаг рукава. Когда-то этот голос и этот смех звучали для него!
Снаружи порывы ветра гоняют в холоде ночного неба стада облаков. В такт дыханию ветра скрипят сучья сухого дерева: «Скрип-скрип, скрип-скрип».
С утра еще можно идти. Но к вечеру усталость кует тело в тяжелые цепи. Для каждого усилия нужно особое усилие воли. Есть уже не хочется. Только слабость во всем теле сигнализирует о длительном отсутствии пищи.
К вечеру Ветра ложится. Андрей и Рад, с хрустом ворочая распухшими от сырости суставами, ставят палатку. Так и не натянув ее до конца, люди залезают внутрь мокрого брезента и проваливаются в обморочное забытье. Складки палатки намокают от нескончаемого дождя, холодные струйки воды стекают на спящих людей. Тоскливо рокочет прибой бескрайней тайги.
К утру дождь прекратился. Ветер растаскивал по небу остатки туч. Люди повеселели. Ветра схватила Рада за руку и потащила его за водой. Андрей смотрел им вслед и внушал себе, что ненавидит девушку. Если бы еще закурить! Он устал. Если долго болит, то острая рвущая боль сменяется тупой, ноющей болью. Только бы поскорее выбраться в Большой Мир. Только бы поскорее забыть все это как дурной сон.
Высокий вибрирующий звук вспорол тишину погожего утра. Это кричала Ветра! С ней что-то случилось! Пружины ног бросили Андрея вперед – рванулись навстречу мохнатые стволы кедров и лиственниц.
Ветра стояла, распластавшись на гигантском стволе столетнего кедра. Встав на дыбы, на нее шел огромный медведь. Красный оскал пасти – ряд желтых клыков. Девушка заворожено смотрела на медведя и не могла двинуться с места. Кто раздразнил зверя, куда делся Рад – Андрей об этом не думал. Карабин у палатки – далеко. Ветра! Ветра!
Ажурный рисунок кедровой ветки, коснувшейся разгоряченной щеки, разбередил память. Влажное, обволакивающее тепло южной ночи, теплое море, ухающими ударами бьющее в галечный берег – вдалеке мерцает огнями порт. Сиреневая гладь лесной поляны, покрытая подснежниками, каждый – величиной с блюдце. Одинокая среди чужой хвойной тайги береза всплыла в памяти, заслонила собой все остальное. Жаркая волна подхватила Андрея, бросила его в тесный промежуток между медведем и Ветрой. Вонючая жесткая шерсть забивает рот, звериная сила скручивает тело в тугой узел, острая боль в спине – темнота.
Поздний осенний вечер над привокзальной площадью Большого Города. Воздух полон мелкой водяной пыли. На мокром зеркале асфальта извиваются жирные красные червяки неоновой рекламы. Пролетают, шелестя покрышками, легковые автомобили.