- Тоня, ну зачем так сразу? Со временем я все тебе расскажу, но... сейчас... Зачем?
- Нет, Володька, надо все сразу... Что-то ведь надломилось, я чувствую это.
- Может быть, мы просто отвыкли друг от друга? Ведь было всего пятнадцать дней и... три года.
- Да, всего пятнадцать дней, - задумчиво протянула она. - Но какие это были дни... Все же рассказывай, Володька, - попросила она.
- Ладно, - решил он, - не знаю, поймешь ли... Честное слово, я и сам не во всем разобрался... Понимаешь, я просто не мог писать тебе после того, что... что случилось с Юлькой...
- Это я понимаю.
- Ну, а потом был... штрафной...
- Штрафной?! - воскликнула она, побледнев. - Из-за Юли?
- Да... - опустил он голову.
- Эх, Володька Володька... - покачала она удрученно головой. - Ты опять ни о ком не подумал.
- Да, опять... - уныло согласился он, но потом поднял голову. - Я не мог тогда думать, Тоня. Не мог, - добавил уже окрепшим голосом.
- А когда ты мог думать о других? По-моему, никогда.
- Не надо, Тоня... - тяжело вздохнул он.
- Нет, надо, - жестко сказала она, - надо же когда-нибудь поставить точку над "и".
- Не нужно никаких точек, Тоня.
Она посмотрела на него, затянулась сигаретой... Володьке вдруг захотелось подойти к ней, обнять, прижать к себе, сказать что-то нежное, хорошее, но ее отчужденность мешала ему.
- Ты знаешь, что я поняла, Володя, - начала она, - по-настоящему ты любил Юльку. Сейчас я еще больше понимаю это. - Она поднялась, прошлась по комнате, затем остановилась против него. - А я не могу так, Володька. Либо ты весь мой, либо ничего мне не надо.
- Юли нет... А я... я очень ждал твоего приезда.
- Ждал ли? - спросила она, странно взглянув на него вроде бы всезнающим взглядом.
Он весь напрягся - неужели о Майке? Да нет. Быть не может.
- Почему ты не писал из госпиталя?
- Я же не мог... рука...
- Матери ты писал... Эх, Володька, Володька, - повторила она. - Только ли Юля? - Она достала вторую сигарету, закурила.
Он потупился. Что ни говори, как ни оправдывай себя тем, что Тоня и в Иванове, и в Москве была для него такой далекой, почти нереальной, но ведь он виноват перед ней. Пусть это была не любовь, пусть никакого чувства не испытывал он ни к Клаве, ни к Майке, но были измены. И, если бы такое совершила Тоня, наверно, он не простил бы ей.
- Говори уж, Володька, - с грустной усмешкой сказала Тоня.
- Что говорить? - потянулся он к папиросам.
Тоня снова прошлась по комнате. Володька молчал. Он не умел врать и знал, что, если начнет, Тоня, безусловно, увидит и поймет его вранье. А сказать правду? Нет, это невозможно! Он потеряет ее! Что же делать? Тоня продолжала ходить по комнате, и стук каблуков не давал ему сосредоточиться. Наконец она остановилась около него, положила руку ему на голову.
- Ладно...
Он схватил ее руку и прижал к лицу. Рука пахла какими-то незнакомыми духами. Она отняла руку и села.
- Что собираешься делать?
- Ты об институте? - обрадовался он смене темы. - Переведусь из архитектурного куда-нибудь.
- Бросишь наш институт?!
- Ты же видишь, - протянул он искалеченную руку.
- Научишься левой.
- Когда это будет? Я и пишу-то еще как курица лапой. Нет, переведусь.
- Выходит, ты...
Он перебил ее, сказав, что ничего "не выходит", а просто ему стал неинтересен архитектурный и что вообще он как-то не может задумываться о будущем, будь что будет... Она выслушала его внимательно и после недолгого молчания спросила:
- А сейчас что?
- Ничего... Шатаюсь по Москве. Иногда встречаю своих ребят...
- И это все?
- Что мне еще делать? - с некоторым вызовом буркнул он.
Тоня посмотрела на него и покачала головой.
- Что-то случилось с тобой, Володька... Да, случилось, - задумчиво сказала она, не отводя от него взгляда.
В коридоре зазвонил телефон, и Тоня вышла. Володьке был слышен разговор, хотя он и не очень прислушивался.
- Нет, сегодня не могу, - говорила Тоня. - Завтра? Тоже не знаю. Нет, почему же? Просто мне надо решить некоторые вопросы... Какие?.. Ну, об этом вам не обязательно знать, - рассмеялась она.
Володька слушал обрывки ничего не значащего вроде разговора и вдруг почувствовал себя очень далеко от Тони, от этой большой, хорошо обставленной квартиры, в которой идет совсем другая, не похожая на его и чужая ему жизнь. И даже запах духов и сигаретного дымка, стоявший в комнате, показался чужим и неприятным.
Когда Тоня возвратилась, он спросил с натянутой улыбкой, грубовато:
- С кем это ты?.. - хотел добавить "трепалась", но удержался.
- С одним знакомым, - вскользь бросила Тоня.
- И много появилось у тебя знакомых за это время?
- А у тебя? - не задумавшись, отрезала она.
- Какие у меня знакомые... - он усмехнулся. - Наверное, с каким-нибудь адъютантиком своего фатера болтала?
- Нет, - спокойно ответила она и взяла сигарету.