Встречи с амурским тигром

Но странное дело: не владея мускулами, чего никогда не случалось прежде, Меченый сохранял ясность ума и способность к воспоминаниям. Вот и теперь, в плотном кольце людей, он перебирал прожитое… Чем тяжелее наваливалась на него старость, тем чаще он тосковал по ушедшей молодости. Да, с годами прибывало мудрости и умения жить безбедно и уверенно, и все же тоскливее вспоминались юные годы, когда мускулы играли, кровь кипела, хотелось как можно больше любви, власти и признания своего превосходства у соседей по обиталищу. Пусть была та молодость излишне самоуверенна, дерзка, пристрастна к крайностям и излишествам в промыслах. Но зато как прекрасно ощущать в себе могущество и неутомимость, позволявшие жить, нимало не задумываясь об экономии добытого пропитания… Теперь же приходилось то и дело открывать в себе те черты характера, о которых когда-то и не задумывался: угрюмость и неприветливость, нерешительность и боязливость, скупость и несправедливость в отношениях с сородичами. И вот ведь как оказалось: чем меньше оставалось здоровья, тем сильнее хотелось жить полноценно, не умирая каждый день понемногу.

Только в старости Меченый в полную силу познал трагедию любой жизни: природа убивает силу, но оставляет желания. Как хотел он теперь любви! А любовной силы не было. Как мечталось ему все с той же, как и много лет назад, ловкостью найти, скрасть и настигнуть достойную владыки добычу, взять ее в головокружительном прыжке, положить могучим ударом лапы и давком железными челюстями! Ему часто снилось, что он опять профессионально принимает таежную дань. Словно наяву, он мастерски подбирается к очередному объекту медленными неслышными шажками, то и дело замирая… Но вот убыстряет шаги, удлиняет их… Переходит на стелющийся бег… И, наконец, взрывается стремительными прыжками, становясь подобным желтой молнии!

На этом бурном завершении охоты, когда он летит с широко разведенными передними лапами с выпущенными когтями и раскрытой пастью, сон обычно обрывается… И с такой горечью воспринимается явь пережившего свое вымученного, высохшего и задубевшего тела…

И все же так хотелось ему пожить теперь! Немножечко! С высокого места наглядеться на таежные просторы на все свое долгое небытие, что ждало впереди. Умудриться добыть последнюю косуленку и насладиться горячей кровью на предстоящий бесконечный пост. Понежиться под горячим солнцем, глядя в небесную синь в снежных сугробах облаков, чтоб вечно помнить жар солнца и красоту неба все в том же «будущем»…

Неужели эти люди не могут понять, что долгим своим пребыванием в их заповеднике он трижды заслужил право на снисхождение?

Медленно к нему стала приходить способность владеть собою. Он все отчетливее воспринимал людской галдеж, пошевелил одной лапой, другой, чуть выпустив когти… Приподнял голову… И в это мгновение самый ближний к нему мужик, судя по всему главный, клацнул ружьем и направил зловещий черный зрачок в его ухо. Меченый закрыл глаза: ему было хорошо ведомо, что это означает.

Смерти он не боялся, хотя ее приход не приносил ему радости. Слишком много четвероногих соседей по тайге с легкой душой лишал он жизни всего лишь собственного пропитания ради, множество смертей видел в упор. И ни одна из них не приносила его жертвам чего-то, кроме ужаса…

Но Меченый в эти предсмертные мгновения ужаса не испытывал.

Да-да! Умирать не хотел! Желал пожить еще чуть-чуть. И ничего страшного, если это «чуть-чуть» достанется ему в немного унизительной для вольного владыки форме. И мечтал сказать об этом тому, кто коснулся черным зрачком оружия его уха. Сказать о том, что не просит забот о себе и только одного желает: чтоб отпустили его в тайгу. Чтоб принял он естественную смерть в родных обиталищах, достойную его гордого, сильного и независимого прошлого.

Он не знал, что люди его уже «приговорили», посчитав, что самостоятельно жить тигр никак не сможет, а заботиться о безбедной старости до последнего конца одряхлевшего хищника никто не захочет. Нынешняя Россия — не какая-нибудь Дания, где отдоившихся коров, например, содержат на специальных фермах еще много-много лет, а потом достойно хоронят, и не подумывая о мясокомбинатах.

Выстрел в самое ухо Меченый не воспринял — настолько тот был силен, мгновенен и оглушителен. Он словно закачался на плавных волнах большой реки, ласково уносящих его неведомо куда. Ему стало легко и приятно, одолевал благостный сон. Сладко засыпая, он видел себя здоровым и могучим властелином таежного мира, пред которым трепетало все живое, в том числе и эти люди, сгрудившиеся вокруг него. Но он и теперь их не трогал, до последнего мига помня преподанное ему матерью когда-то: «Мирный человек для тигра должен быть неприкасаемым».

И тигры шутят