Прожекторы по команде оставили меня. Их лучи ударили в одну точку, осветив восседающее на троне чудовище. Начался фейерверк, зажглись тысячи факелов на своеобразной сцене, где обнаженные мужчины и женщины танцевали, пели, сидели за праздничным столом, веселились и занимались любовью. Чудовище с красными глазами, отвратительным лицом, полностью покрытое шерстью, сидело между двумя переполненными бассейнами, из которых выливалась кровавая жидкость. Время от времени оно указывало рукой в амфитеатр, куда немедленно направлялся свет, бежали слуги и тащили на сцену улыбающегося зрителя. Его раздевали, ставили 'на. колени перед чудовищем и вожделенно ждали команды, в какой бассейн бросить очередного гостя. Бассейны то вспыхивали, выплескивая искры и языки пламени, то застывали, открыв бездонную пасть, в нетерпении.
Каждый раз чудовище принимало облик жертвы, доносило чужим голосом мысли погруженного и, как только того доставали преображенным и бросали беснующимся, возвращало себе прежний вид.
Вакханалия продолжалась с нарастающей силой. Появлялись новые музыканты, новые угощения, тела переплетались в немыслимых позах. Слуги выдергивали жаждущих счастья зрителей и уже подбирались ко мне. В невообразимом грохоте я глядел на обалдевших вокруг людей, ждущих своей очереди и срывающих заранее одежды. А сверху появлялись новые и новые грешники. Их так же лучами освещали и шумно приветствовали.
Вместе со всеми; я рассматривал свежеиспеченных гостей, кричал, радовался, поднимая взгляд все выше и выше, и вдруг на самом краю увидел свою маленькую дочку. Рядом с такими же человечками, протягивающими руки, она кричала "Папка, папка!" - и горько плакала. Отыскав меня в этой безумной массе, дочка тянула ручонки, звала, звала и... сорвалась. Ее легкое тельце летело вниз с невероятной скоростью, цеплялось о самодовольные лица, билось о предательски подставленные ладони.
Я мгновенно ринулся ей наперехват. Ступая по плечам и головам, раздавливая похотливые глаза и саркастические улыбки, я поймал её и без промедления стал карабкаться вверх. Подо мной трещали кости, рвались волосы, чьи-то руки держали, чьи-то зубы кусали, но я поднимался, наперекор всему Дочурка крепко держалась за шею, всхлипывала и всё шептала: "Папка, папка!"...
Вагон дернуло и я вновь увидел снующих по перрону пассажиров. Соседнее место было свободно, пустая бутылка валялась на полу. Не долго думая, я взял вещи, надел шляпу и пошел к выходу.
- Вам же до конца, - удивилась проводница.
- Да, кое-что дома забыл. Сделать, - ответил я, вглядываясь в вывалившуюся из поезда толпу. - А где этот, ну, с колокольчиками?
- А, Вы тоже слышали?.. Весь вагон облазила, так и не нашла. Откуда звенело, не понятно.
- Ну теперь, скорее всего, звенеть перестанет, - вымолвил я, попрощался и направился к вокзалу.
СЕЛЕДКА
Андрюха Киреев второй месяц вступал в наследство. Он входил в непривычную роль хозяина легко и весело, купался в ней, захлебываясь долгожданной свободой. Даже те первые три дня печали и обиды вспоминал как недоразумение и неопытность в таком деле. И пусть башка гудит, когда просыпается один без корешей, пусть в мамашиной квартире остается все меньше книг и вещей, главное - теперь не нужно корячиться с бочками, воровать для опохмелки рыбу и консервы, садиться на хвост в пивнушке, получая, если ошибался, пинка под зад, а то и в зубы.
Всю сознательную жизнь Андрюха был подневольным человеком, терпел унижения, сносил обиды. Везде, куда б не заносила судьба, находился под кем-то, сильнее, хитрее, изворотливее его. Он проклинал судьбу и опять шел на поклон. Не обзавелся ни женой, ни детьми, даже своего закутка не нажил. От того и стал больше пить и не просто больше, а беспробудно. От горемычности своей, от безысходности.
То мамаша терроризировала, выдавая рубль на обед и встречая как школьника у ворот института. То хитромудрые начальнички не давали продыху даже на Материке. Везде притеснение и воспитание. Мол, копи, зарабатывай, создавай семью и оседай на одном месте, хватит кочевать. А ему то много ли надо? Миллионы, что ли? На пару стаканов, слава богу, заработает. Он же не виноват, что организму ежедневно требуется? Да и нравится ему постоянно быть под шафэ, остро чувствовать проблески красоты в серой действительности жизни. Он - натура чувствительная, ранимая, без допинга погрязнет в обыденности всеобщего накопления, и радость жизни пройдет стороной.
Но и Дальний Восток не приветил, не обнадежил. Судьба била по обеим щекам, ставила в смиренную позу и хлыстала. Единственное место - Шикотан, где его ласково звали Андрюша, где ждали его и наливали. А тут такое счастье привалило! На шестом десятке!