Варианты границы жизни-смерти еще более различны в разных странах. Французская национальная медицинская академия считает человека мертвым, если его ЭЭГ не регистрирует активности в течение сорока восьми часов. Советские врачи используют в качестве критерия в некоторых случаях пятиминутные данные ЭЭГ.
Доктор Джозеф Дж. Тиммиз, профессор хирургии нью-джерсийского колледжа медицины и стоматологии, приезжал в Советский Союз и разговаривал с врачами из медицинских учреждений Ленинграда и Москвы. Когда он задал вопрос, каким образом они определяют момент смерти, они ответили, что эта проблема не представляется серьезной, так как все тела принадлежат государству. «Когда человек умирает, то есть признан умершим, врачи могут производить вскрытие или удалять органы без согласования с ближайшими родственниками, как это предусмотрено законом в США», — говорит доктор Тиммиз.
Отсутствие активности мозга, зарегистрированное ЭЭГ, совершенно бессмысленно, когда речь идет о замерзших до смерти. Если температура тела человека падает ниже 90 (по Фаренгейту), происходит то, что называется гипотермией. Жертва может показывать полное отсутствие активности мозга в течение многих часов и все еще оставаться способной к полному выздоровлению. Она буквально оттаивает. «В условиях гипотермии, — говорит один врач, — пациент хотя и выглядит мертвым по всем установленным стандартам, но временно находится в состоянии искусственно созданной гибернации, или приостановленной жизни». (Мы рас смотрим в следующей главе несколько побивающих все рекорды случаев гипотермии.)
Проблемы, связанные с определением смерти, отражены неоднократным лауреатом литературных премий писателем Б. Д. Коул ном, придумавшим горькую историю Карен Энн Куинлан. В своей захватывающей книге «Карен Энн Куинлан. Умереть, достигнув вечной жизни» Коулн обратился к истории смертельно раненной женщины, умершей по прибытии в больницу, помещенной под аппарат искусственного дыхания и возвращенной к жизни до момента, когда хирурги обнаруживают, что ее печень повреждена столь сильно, что спасти ее нельзя. Они отключают дыхательный аппарат, давая ей умереть второй раз. Коулн говорит: «Могут сказать, что врач, отключивший дыхательный аппарат, сыграл роль Бога, лишив женщину жизни. Если врачи играют роль Бога, они делают это, включая аппаратуру. У человека можно отнять жизнь, но эти врачи делают то, что, по нашему мнению, в силах совершить лишь Бог, — они дали жизнь женщине». Человек, научившийся продлять жизнь с помощью техники, превратил умирание в сложную, неопределенную, противоречивую задачу.
В «Короле Лире» Шекспир описывает распространенный в его время метод определения, жив человек или мертв: «Не даст ли кто мне зеркала? Когда поверхность замутится от дыханья, тогда она жива»*. Если бы сегодня пациентов, находящихся в состоянии клинической смерти, проверять при помощи зеркала, никого не посчитали бы живым. Мы были бы лишены рассказов о жизни после смерти. Что скажут сотни лет спустя о наших теперешних определениях смерти? Что мы уничтожили не меньше живых людей, чем невежественные лекари времен Шекспира?
КАК СМЕРТЬ ВОЗДЕЙСТВУЕТ НА ЖИЗНЬ
На склоне лет рабби И. М. Тукачинский создал притчу, которая подводит итог всему, что мы обсуждали до сих пор, и предвосхищает проблемы, которыми мы еще будем заниматься в этой книге.
Вообразите близнецов, мирно растущих в теплом чреве. Их жизнь течет спокойно. Весь их мир — это внутренность чрева. Можно ли представить себе что-либо больше, лучше, удобнее?
Они ощущают движение и начинают рассуждать: мы спуска емся все ниже и ниже. Если так пойдет дальше, нам когда-нибудь придется покинуть все это. Что тогда?
Один из младенцев верующий, наследник религиозной традиции, которая говорит ему, что после этого теплого и влажного существования во чреве начнется «новая жизнь». Странная вера, на взгляд лишенная оснований, но из таких, от которых не отступают. Она утешает. Второй младенец совершенный скептик.
Всякие россказни его не убеждают. Тому, чего нет в опыте, нет места в воображении.
Верующий брат говорит: «После нашей «смерти» здесь мы окажемся в новом, огромном мире невероятной красоты, где нас ждут необыкновенные впечатления. Мы будем есть ртом! Мы сможем увидеть то, что далеко, сможем услышать музыку и голоса благодаря ушам, что расположены у нас по сторонам головы».
Скептик отвечает: «Ерунда. Ты хочешь найти что-то, что заглушило бы твой страх смерти. Существует только этот мир. Другого мира, где мы могли бы очутиться, нет. Наш мир рухнет, а мы будем преданы забвению. Может быть, это неутешительная мысль, но она вполне логична».