Встречи с животными

Откровенно говоря, вся эта масса вещей, навьюченных на спокойно стоящего у крыльца осла, меня раздражала. Но мне не хотелось тратить напрасно времени, и мы двинулись в путь. Нас провожал хозяин осла. Под его командой осел вел себя безупречно. Дойдя до протоки, он послушно поднялся на железнодорожную насыпь и спокойно перешел по мосту на противоположную сторону Сурумбая.

— Желаю удачи, — махнул Виссарион нам рукой и пошел обратно. — Не оставляйте на ночь ишака на воле, когда на станцию возвратитесь, не забывайте, что волки скотину режут, — еще раз напомнил он нам свою просьбу.

При переходах до места работы мы редко шли по дороге. Идешь, пересекая тамарисковые заросли, пухлые солончаки, наблюдаешь за окружающей жизнью, иногда подстрелишь интересную птицу. При такой ходьбе дорога не кажется далекой, а время идет незаметно.

На этот раз нам пришлось отказаться во время перехода от охоты. Осел послушно шел вперед, когда с ним рядом шагал погонщик. А главное, как я и предвидел, ведро скрипело на все лады, предупреждая все живое о приближении человека.

Через три с половиной часа мы, однако, без особых приключений добрались до озера. Растянутая брезентовая палатка, металлический треног с ведром над потухшим костром и пасущийся рядом осел — все это издали бросалось в глаза и могло вызвать любопытство случайно проходящегося человека. Досадно, конечно, но из-за осла приходилось часто возвращаться к лагерю.

Невольно вспомнишь прошлые наши поездки. Какая свобода, никаких стеснений! Запрятав в густые заросли лишние вещи, мы надолго уходили от лагеря. И как же мало нужны оказались взятые вещи! Большая часть их лежала без употребления. В растянутой брезентовой палатке днем стояла невыносимая жара. Только неприхотливый осел мирился с духотой, часами прятался здесь от назойливых слепней и оводов.

Через два дня, ознакомившись с озером и собрав коллекцию птиц, мы навьючили на осла вещи и, когда горячее солнце стало понемногу склоняться к западу, направились в обратный путь. Четырех, ну, самое большее пяти часов, по нашим расчетам, было вполне достаточно для обратного перехода. Но здесь-то и начинались всевозможные непредвиденные задержки.

Мелкий арык вдруг пересек нашу дорогу. Мутная вода едва прикрывала его дно. Для сильного животного арык не был препятствием, но наш осел, если он и способен был думать, то, вероятно, думал иначе. Остановившись у грязной канавы и обнюхав воду, он вдруг отказался идти дальше. Наверное, около часа мы возились с упрямым животным: тянули его за узду, толкали сзади, пытались тащить на аркане, но все безуспешно. Осел не желал двигаться с места. Наконец, связав ослу ноги и повалив его на землю, с невероятными усилиями мы переволокли его на противоположную сторону. После этой операции весь бок животного оказался облеплен полужидкой глиной. Мы поспешно навьючили на грязного осла свои вещи и пошли дальше.

Железнодорожный мост через проток Сурумбай оказался новым непреодолимым препятствием. Мы потратили массу сил, чтобы втащить осла на пологую насыпь. Около часа затем мы старались различными средствами заставить осла перейти на противоположную сторону. Но осел был упрям и силен; наши попытки не увенчались успехом. Показавшийся вдали поезд вынудил нас, не жалея сил и уже затраченного времени, стащить осла обратно вниз по насыпи железной дороги.

К счастью, в этот момент я увидел вдали всадника; покачиваясь в такт широкому шагу, он ехал на двугорбом верблюде.

— Э-эй, по-дож-ди! — размахивая шапкой и крича что есть силы, пытался я перехватить путника. Он придержал верблюда и, ожидая меня, пустил его пастись по джингилевым зарослям.

— Ты откуда? — спросил я парня.

— Из Александровского поселка, — ответил тот, показывая на густые тугайные заросли, скрывавшие на берегу Сырдарьи домики крошечного селения.

Я объяснил ему, в чем дело, и попросил его с помощью верблюда перетащить нашего упрямого осла на противоположную сторону Сурумбая.

— Послушай, ведь, кажется, у вас там все охотники — значит, порох и дробь нужны?

— Конечно, нужны, — улыбнулся парень, свернув с дороги и направляя верблюда вслед за мной.

Упершись всеми четырьмя ногами в землю и вспахав ими полосу, упрямая скотина в таком положении была втащена в воду и минуту спустя оказалась уже на противоположной стороне протоки.

— Ну, спасибо, выручил, — благодарил я парня, отсыпая ему дробь и порох.

Солнце скрывалось за горизонтом, но теперь до станции оставалось меньше километра. Однако навьюченный осел на этот раз, как будто мстя за насильственное купание, решительно отказался идти. Что мы только ни делали, на какие хитрости ни пускались, чтобы заставить упрямца сдвинуться с места! Но осел Виссариона был очень большой, отличался недюжинной силой, а наши силы за этот мучительный день иссякли.

Потухла на горизонте заря, сгустились сумерки, в окнах станционных построек приветливо вспыхнули первые огоньки, слабый ветерок донес к нам от жилья запах тлеющего кизяка.