Но очень трудно было вначале. Помню один случай. Решил я возить ребят в город без охраны. Поехал в первый раз. Пришли на вокзал, а они все и разбежались. Я испугался, но билеты вес же купил. Сижу, жду, а у самого на душе кошки скребут. Смотрю — по одному собираются. Ни один не убежал.
Меня назначили заведующим колонией. Я рос как организатор, но нехватало культуры, нужно было учиться. Переехал в Москву и поступил чернорабочим на завод.
Гигант советского станкостроения, один из первенцев первой пятилетки, завод имени Орджоникидзе поразил меня. Огромные, светлые цехи, сложнейшее оборудование, зеленый заводской двор, аллеи больших деревьев, клумбы с цветами, фонтаны, скамейки, волейбольная площадка…
Рабочие боролись за освоение новой техники. Жизнь вокруг меня кипела. Хотелось работать лучше и быстрее.
Учился на курсах фрезеровщиков. Ни разу не опоздал на урок, не пропустил ни одного дополнительного занятия. Кончил на «отлично».
Наконец, встал к станку. Он еще плохо слушался меня, но давно работающие, опытные рабочие помогли. И дело пошло, я становился специалистом, и чувство радости охватывало меня. Продолжал изучать станок, старался давать только отличную продукцию.
Вскоре заметил, что работать можно быстрее. Попробовал ускорить вращение фрезы — дело идет успешнее, увеличиваю подачу — станок работает нормально. Перешел на ночные смены и в спокойной обстановке ночной работы продолжал опыты. Я уже начал ставить по две фрезы вместо одной.
Но выступить открыто с сообщением о своем открытии боялся. Тогдашние руководители завода, впоследствии разоблаченные враги народа, создали тяжелую обстановку на предприятии.
Однажды, возвращаясь с завода домой, в село Семеновское, купил, как обычно, «Правду». Прилег отдохнуть и раскрыл газету. Там была напечатана речь товарища Сталина на выпуске академиков Красной Армии. Чем дальше я читал, тем больше поражался. Встал с постели, прочел еще раз и еще раз. О людях, оседлавших технику, о кадрах, которые решают все, — вот о чем говорил Сталин.
Долго ходил по комнате, думал над его словами и решил: буду работать еще лучше, а там посмотрим.
И продолжал свои опыты. Выработка росла.
В сентябре загремел Стаханов. Старые нормы взлетели на воздух. Но на нашем заводе стахановцев еще не было. Зато были разговорчики: «Станки делать — это тебе не уголь копать!» Я решил установить рекорд.
Готовился к нему в одиночку. Много раз промерял. Достал две фрезы.
Работал ночью. Обрабатывал дефицитнейшую деталь, задерживающую сборку. Сделал восемь норм, а до смены еще далеко. Станочек убрал, он блестит, все инструменты лежат па месте.
Приходит мастер:
— Здравствуй. Почему не работаешь?
— Сделал все детали.
— А контролер принял?
— Принял на «отлично».
— А станок работает? — включает станок — все в порядке! Ничего не понимаю.
И он ушел от меня.
Вскоре о рекорде узнал весь завод. Ко мне шли из всех цехов. Удивлялись, расспрашивали, допытывались, как я работал. Я рассказывал как мог. Рабочие увидели, что и у нас возможны стахановские темпы. Закипело на заводе. Каждый день приносил все новые и новые успехи.
После октябрьских праздников вызвали меня в заводоуправление. Там была в полном сборе вся администрация. Чувствовалось смятение, переполох. Говорят мне:
— Завтра тебе нужно быть у товарища Орджоникидзе…
Кое-кто из растерявшихся администраторов даже намекает, о чем нужно говорить и о чем не следует.
В тот день у Серго на совещании собрались первые стахановцы. Когда очередь дошла до меня, я рассказал о всех неполадках на заводе. Директор наш сидел бледный, как полотно. Товарищ Орджоникидзе обрушился на него и предложил немедленно убрать с завода саботажников. В конце совещания Серго сказал:
— Завтра мы все пойдем к товарищу Сталину.
Я был поражен. Моя заветная мечта увидеть когда-нибудь близко товарища Сталина, услышать его голос должна была неожиданно осуществиться.
В памятный день — 14 ноября я встал очень рано. Моросил осенний дождь, но на душе у меня было радостно по-весеннему. Пошел на завод, за два часа дал три нормы и уехал на совещание. Это было первое Всесоюзное совещание стахановцев.
Зал сверкал огнями. Тысячи людей ждали Сталина. Открылась боковая дверь, и он вошел вместе с членами Политбюро.
Я не спускал с него глаз. Вот он набивает трубку, поворачивается и внимательно слушает выступающих.
Товарищ Сталин выступил в конце совещания.
В зале наступила тишина. Он говорил ровным, спокойным голосом. Его слова производили огромное впечатление, запомнились навсегда. Много раз мне казалось, что товарищ Сталин говорит обо мне — следил за моей жизнью и вот анализирует ее.
Самое сокровенное было выражено в простых и удивительно верных словах:
— Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится.
В конце речи товарищ Сталин сказал: