Встречи со Сталиным

Сталин не скрывает своей радости — его улыбающиеся глаза сияют счастьем отца, и он заключает в объятия Чкалова и крепко несколько раз целует обветренное лицо пилота. Затем эта человеческая ласка и благодарность Сталина передается мне и Белякову. Товарищ Сталин усаживает нас, взволнованных неописуемым счастьем и душевной встречей, за стол. Долго гремят и гудят залы от тысячных возгласов приветствий и аплодисментов. До поздней ночи товарищ Сталин угощал нас, расспрашивая о всех подробностях полета через полюс в Америку и о наших будущих планах. В этой дружеской беседе мы еще раз поняли, как Сталин любит человека, жизнь которого нельзя оценить никакими деньгами, никакими богатствами.

После этого я видел Сталина несколько раз.

Я видел его на кремлевских приемах и на деловых совещаниях и беседах с летчиками. Всегда и всюду этот величайший человек, в скромном френче, с седеющими усами, с искрой жизнерадостности улыбающихся глаз, вызывает во мне такой огромный наплыв, чувства любви и благодарности, что часто хочется встать, подойти к нему и от всей души крепко поцеловать его, как родного отца.

Я часто думаю, что вот сейчас сидит товарищ Сталин в своем скромном кабинете и, несмотря на усталость, несмотря на позднюю ночь, с карандашом в руке, с дымящейся трубкой во рту, пишет о новой жизни человека, за которую он беспрестанно борется, не щадя своих сил и своей жизни. Он пишет о том, что придет время, когда народы всего мира соединятся под знаменем коммунизма и все заживут счастливо и радостна И он зовет завоевывать это счастье и радость в борьбе с кровавыми псами — эксплоататорами и тунеядцами, с ворами человеческого труда и крови, сделавшими из человеческого мира лагерь нищеты, голода и бесправия. И близок час, когда за Сталиным пойдет все трудовое человечество и подымется на последний и решающий бой.

О. Леонова Депутат Верховного Совета СССР ЧЕЛОВЕК, ОСУЩЕСТВИВШИЙ МЕЧТЫ ПОКОЛЕНИЙ

Первый раз я увидела товарища Сталина в дни Чрезвычайного VIII съезда советов.

Это одни из самых значительных моментов моей жизни. Самый факт, что я делегирована, был достаточно волнующим — я ведь шла на съезд как народная учительница. В наше время этот термин вполне соответствует своему содержанию — с народом нас связывают крепчайшие узы.

Поэтому я не должна была итти туда с пустыми руками.

К тому же и обстоятельства так сложились, что еще до съезда, перед Октябрьскими праздниками, я впервые решила в одном из маленьких классов — в четвертом — дать обязательство ликвидировать плохие и посредственные отметки. Мне казалось, что при добром желании учителя, учеников и родителей это вполне возможно.

Тогда это было внове. Стахановское движение казалось применимым только в условиях завода. На нас косились, предрекали неудачу.

И вот съезд должен был еще укрепить нас в нашем намерении.

Целый вечер писали мои ученики письмо с обязательством товарищу Сталину. Я только слегка правила его. Поздно вечером сели переписывать набело, причем переписывали все, с тем чтобы выбрать самый хороший экземпляр.

Вышло так, что на мое собственное письмо, в котором я хотела обдумать каждое слово, осталась только ночь.

Это была трудная ночь. Все слова казались ничтожными рядом с переполнявшими меня чувствами. Я хотела сказать, как важно воспитать наших детей культурными, смелыми и свободными людьми, чтобы они работали так же, как их отцы и братья, разрушившие страшный мир прошлого.

И я не могла не вспомнить об этом прошлом. Я вспоминаю о нем часто, особенно когда вижу веселую и свободную детвору вокруг себя, а это счастье дается мне каждый день.

Больше всего в эту ночь думала я о своей матери.

Она умерла рано. Она была мягкой, кроткой и покорной женщиной, очень забитой и очень несчастной. Ее мечтой было сделаться учительницей. Более значительного дела в жизни она не могла себе представить.

Быть учительницей? О, нет! Это так необычно дли тех дней и для тех людей. «Бредни», — сказал дед. «Бредни», — сказала бабушка. Иголка куда вернее обеспечит заработок.

И мать моя взялась за всю свою жизнь за иголку. В буквальном смысле слова за иголку, потому что машины у нее не было.

Муж ее, мой отец, живописец, писавший вывески, часто запивал — слишком трудна и безрадостна была жизнь. Иголка и кисть, — даже соединенные, — не могли накормить досыта шестерых ребятишек.

Но мечту свою она не оставила. Мечта была только отложена. Эта маленькая кроткая женщина с иголкой была из тех, что умеют переносить свои желания в следующее поколение. |

Если ей не удалось стать учительницей — пусть ею станет старшая дочь. Я ведь была такой же, как она: не влекли меня шумные игры сверстниц. Я собирала малышей, нарезала им крохотные тетрадочки, чинила маленькие карандаши и часами играла с ними в школу, поражая их родителей немыслимой тишиной.

Даже куклы мои были всегда ученицами, которым я немедленно передавала все, чему научилась сама.