Встречи со Сталиным

Появление в кадре «Окопной правды» товарищ Сталин встречает с удовлетворением.

Когда на границе Грузии идет разоружение возвращающихся с фронта солдат, товарищ Сталин вновь подчеркивает необходимость пояснительной надписи и тут же дает ее примерную редакцию: «Меньшевики разоружали возвращающихся с фронта солдат».

Эпизоды меньшевистского парламента товарищ Сталин смотрит весело, с увлечением. Когда меньшевики пробуют протестовать: «это вам не колония», «это нам не Индия» — с уст Сталина срывается:

— Дураки!.. Сначала пригласили — пожалуйте, антре, антре, а теперь кинжалами хотят запугать… Дураки!..

Идет эпизод с представителями II Интернационала.

— Что стесняться! — замечает вождь. — Надо прямо называть: «Представитель II Интернационала Карл Каутский».

«Оравела» (песня пахаря), которую поет перед смертью Ника, вызывает в товарище Сталине воспоминания детской поры.

— Крестьяне давали мне кувшинчик простокваши, — рассказывает вождь, — и заставляли петь во все горло с утра до вечера.

Идут заключительные кадры. Движется победоносная Красная Армия.

— Хорошо, что идут руководители партии и что с ними рядом русский красноармеец! — замечает товарищ Сталин.

Он считает, что кино — отрасль советского искусства большой значимости, огромной действенной силы.

— Наше кино делает у нас и за границей большое дело, — замечает товарищ Сталин.

Когда я коснулся идеологической роли советской кинематографии и ее преимуществ перед буржуазной кинематографией, вождь сделал поправку, указав, что капиталистическое кино не хуже разрешает задачу внедрения буржуазной идеологии в массы.

— Там работают тонко, — говорит товарищ Сталин. — Создавая фильмы на «нейтральные» темы, буржуазное кино отвлекает массы от классовой борьбы, одурманивает их.

Фильм «Чапаев» — этот замечательный фильм, который Сталин смотрел много раз, — он считает крупнейшим достижением советского искусства.

Дав общую оценку «Последнего маскарада», товарищ Сталин обращает мое внимание на некоторый схематизм картины и скудость разъяснительных надписей.

Беседа коснулась грузинского классика Ильи Чавчавадзе, который был некоторое время в загоне.

— Ошибка, — заметил Сталин. — История, аналогичная с отношением ко Льву Толстому. А Ленин говорил, что до этого графа никто так правдиво не писал о мужике. Не потому ли мы проходим мимо Чавчавадзе, что он из князей? А кто из грузинских писателей дал такие страницы о феодальных взаимоотношениях помещиков и крестьян, как Чавчавадзе? Это была безусловно крупнейшая фигура среди грузинских писателей конца XIX и начала XX века.

Особо останавливается товарищ Сталин на поэме Чавчавадзе «Гандегили», отмечая законченность и яркость образов отшельника и молодой горянки, являющейся олицетворением жизненной силы, которая побеждает монаха-аскета.

Товарищ Сталин перешел к своим, юношеским воспоминаниям и рассказал о горийском феодале М. Амилахвари:

— Этот владетельный князь был либералом, но с крестьян он аккуратно взимал треть урожая — «галу». Крестьяне, доведенные до отчаяния тяжестью поборов, перестали раскланиваться с князем. Это была единственная форма ненаказуемого протеста. М. Амилахвари был поставлен этим в неловкое положение. Князь созвал крестьян и заявил им, что вернет «галу» за год и выгодно продаст им пахотные земли. Мало веря в «благодеяния» князя, крестьяне ответили, что они обдумают предложение. Но, обдумав, они решили, что от Амилахвари трудно ждать чего-нибудь хорошего. Продолжая сдавать ему «галу», крестьяне по-прежнему не узнавали при встречах князя.

Другой случай: Амилахвари выразил желание построить для крестьян школу. Подозревая в этом какой-то подвох или новую форму кабалы, крестьяне ответили: «Мы не хотим ни принесенного, ни унесенного зена-кари» (восточным ветром).

Надо отметить, что восточный ветер был величайшим бедствием для крестьян. Ему сопутствовала засуха и разрушение. «Либерал» Амилахвари взрастил достойного наследника — Георгия Амилахвари, организовавшего «черную сотню» и наводившего ужас на всю Карталинию.

Товарищ Сталин вспомнил некоторые «подвиги» Георгия Амилахвари.

Как-то князь возвращался с пьяной компанией домой и заметил, что на склоне гор движутся какие-то черные тени. Решили «проверить», что это за тени. Компании открыла стрельбу и перестреляла… крестьянских буйволов. Жаловаться на Георгия Амилахвари никто не мог, так как он был вхож к великому князю, имевшему дворец в Боржоме.

Воспоминание о феодалах товарищ Сталин закончил рассказом о пушке Элибо:

— Элибо был кизикенцем и слыл изобретателем. Когда крестьяне были доведены до отчаяния поборами помещиков и царских чиновников, Элибо решил защитить сельчан. Он видел царские пушки — они были невелики по размерам. Элибо решил изготовить большую пушку и выстрелить из Грузии в… Петербург. Он нашел огромный дуб с дуплом, срубил его и зарядил дупло порохом и камнями.

Крестьяне собрались около пушки.

Элибо навел пушку и зажег фитиль. Раздался оглушительный взрыв. Несколько десятков крестьян было убито и покалечено. Уцелевшие напали на Элибо:

— Что ты наделал?

Элибо гордо ответил: