Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

— Тальхытахтэсчупа, — произносит мансиец, показывая на камень. — Острокаменный бугор значит.

Солнечный луч, пробившись сквозь облака, осветил скалу, потом спустился к Лыпье и заиграл на бурлящем перекате реки — перед нами открылся великолепный пейзаж. Такие картины в природе бывают одно мгновение. Их надо успеть увидеть!

Легкий спуск по широкому лугу с одиноко стоящей стройной елью приводит нас в березняк. Но дорога не спускается к реке: она лишь огибает россыпи, стекающие с вершины слева, и снова взбирается выше леса.

Всюду следы оленеводческих стоянок.

Под конической горкой в виде чума совсем свежая стоянка: печь для хлеба, след от костра, охапка мелко нарубленных дров, навес для просушки одежды.

— Это, наверно, Анямов Андрей Алексеевич или Колька Бо́дагов стоял тут, — размышляет Мартын.

Примятая полозьями нарт трава, свежий олений помет — пастухи были здесь недавно. Они спустились к Вишере. По их следам направляемся и мы.

Крутой спуск по березняку приводит нас в дикий, нетронутый лес. Тайга высокая, дремучая, с преобладанием темнохвойных пород: ели, пихты, кедры. Великаны кедры неимоверно толсты, наполовину высушены. Земля под ними устлана истлевшими колодами от деревьев еще более внушительных размеров. Эта тайга не знает ни пилы, ни топора!

И совсем неожиданно за частоколом толстенных стволов увидели мы нашу красавицу Вишеру. На удивление нам — она не шумливая здесь, но величавая, стремительная. Куда-то бесшумно торопятся, спешат ее кристально чистые воды — поток расплавленного хрусталя.

Мы священнодействуем: привязав коней к деревьям, заходим по колено в реку, жадно пьем воду и омываем лица.

— Поклон тебе от нас, родная Вишера! — невольно вырывается у меня.

— Нет, братцы, я не уйду отсюда, пока не напьюсь чайку из вишерской воды! — категорически заявляет Евгений.

А Мартын молчит и уже поспешно ломает сухие сучья, чиркает спичкой. На берегу вспыхивает костер. Через минуту над ним, покачиваясь, висит покрытый испариной чайник.

Погода благоприятствовала нашему выходу на Вишеру. Небо очистилось, облака открыли горы.

— Сампалсяхль видно! — показывает мансиец на спускающийся к реке гребень с причудливыми скалами.

Переходим вброд Вишеру. Свежая оленья дорога, проложенная в лесу, увлекает нас круто вверх. Перед нами наглядная картина, как изменяется характер леса с подъемом на вершину Сампалсяхля: у реки могучие кедры в несколько обхватов, длинноствольные пихты с елями, вытянутые вверх березы, потом лес становится ниже — короткие искривленные березки и похожие на мамонтово дерево ели. Чем ближе к вершине, тем ниже к земле жмутся березки и елочки.

Но нас интересует не высшая точка горы. Основную прелесть Сампалсяхлю придает один из ребристых склонов, спускающихся к Вишере. К нему мы сейчас и стремимся.

Казалось, цель была близка. Но только поздно вечером достигли гребня, на котором выстроились в ряд каменные причуды. По склону «ползла» глыба, удивительно похожая на взбирающуюся вверх черепаху. А за ней из леса «тянулись» какие-то фантастические животные: то ли львы, то ли слоны.

Здесь, в этом сказочном мире из камня, мы устраиваем свой конечный лагерь.

Ночью я проснулся.

— Э, черт! — выругался лежащий рядом Евгений, стряхивая со спального мешка мокрые комья снега.

Обильный снегопад бесшумно обрушился на тайгу. Снежной кухтой покрылась развесистая ель, под которой расположились мы вчера. Осенний березовый лес, высокие разноцветные травы — все было белым.

— Какое-то сумасшедшее облако налетело на нас! — ворчал мой спутник.

— Урал, наверно, весь белый, — оказал Мартын, ежась от холода.

— Нам с Михал Санычем картина эта знакома! Надо побыстрее уходить отсюда, — предупреждает Евгений.

— Коням идти будет трудно по снегу. На оленях бы — хорошо!

Слушая своих спутников, я досадовал на погоду: неужели не даст нам съемочного дня?

Друзья мои быстро устанавливают палатку. Втаскиваем в нее снаряжение. Лежим в укрытии и слушаем шелест снежных хлопьев о брезент.

— Неприятный сюрприз преподнес нам Сампалсяхль!

— Растает снег! Еще хорошие дни будут! — утешает нас Мартын.

Но снег не стаял ни утром, ни днем. В тайге беспрестанно слышались глухие удары падающих с ветвей комьев, белая пыль летела между стволами.

А каменная сказка, выглядывающая из-за леса, звала нас к себе.

Неожиданно выглянувшее в полдень солнце ускорило нашу решимость пойти к скалистому гребню. К нему мы едем на лошадях. С нами все киносъемочные принадлежности.

Едем по высокогорной березовой роще. Она узким языком подходит к причудам гребня и, перевалив его, спускается на другую сторону к широким травянистым полянам среди леса. По этому крохотному перевалу мы без труда подъезжаем к самому каменному острию гребня.

Увидев луговины с роскошной травой, Мартын восклицает:

— Во где лоси пасутся!

Среди скал по первому снегу четко отпечаталась цепочка соболиного следа. Тревожно взвились над скалами черные вороны. Насторожила нас свежая лежанка медведицы с двумя медвежатами. Вывороченные камни предупреждали: косолапый здесь частый гость!