Встречное движение

Мог ли, например, дока в общении с милицией предложить, оставив ботинки, вернуться по своим следам? Кому не известно, что это легко определяется по вдавленности следа? Светлану — так уж точно! Или требование написать две записки и одну оставить ему — мотивы более чем очевидны. Впрочем, как и отвергнутая идея утопления в Яузе. «Утопиться» в таком месте проще простого: положить на мостике записку, придавить ее там же ботинком — так и следов не надо — езжай домой, пей чай… А вот УБИТЬ — действительно, дело рискованное: такси, прохожие, окна домов…

Теперь возьмем тезис о том, что надо уехать в провинцию. На первый взгляд, тут все логично, однако на самом деле для Светлана было важно, чтобы я отказался от найма, не заплатил вперед и тем самым косвенно подтвердил свое намерение: убийство всегда неожиданно, самоубийство чаще всего обставляется предусмотрительностями… Ну и про шизофрению — тот же почерк человека, желающего завладеть моим паспортом.

И все-таки, с каждым словом утверждаясь в своих подозрениях, я не оставлял надежду на то, что… может быть, это не так. Только поэтому и спросил, зачем быть у проруби ему, Светлану? Однако, получив ответ, понял, что был прав. И в самом деле, для чего меня останавливать, если я струшу, передумаю, захочу сбежать? Ему-то до этого какое дело?!

Нет, он был явно заинтересован в моем уходе… А если бы я передумал не в тот момент, а после? Вернулся, сознался… Преступления в моем поступке нет! Однако Светлан об этом не думал… лишь потому, что знал, как сделать, чтобы я не вернулся. У меня уже не было сомнений, что он собирается убить меня и завладеть моими документами, закамуфлировав убийство под самоубийство.

— Да, пожалуй, — повторил я и впервые посмотрел в глаза Светлану, — но тогда, может быть, мне не ехать в Серебряный Бор? Вы все сделаете сами, поставите, оставите, уйдете задом наперед… Главное, что, не будучи там, я не смогу передумать, сбежать?

— Ну, нет! — он даже стукнул кулаком себя по колену. — Не для того, братец вы мой, я стараюсь, чтобы снова загреметь… Мои в этом деле только идеи, а исполнять их вам… Или не исполнять! А лично я и пальцем ни до чего не дотронусь… Понятно?!

— Зачем же тогда вам второй экземпляр предсмертной записки? — уже ни секунды не сомневаясь в подлинном умысле Светлана, спросил я.

— А на всякий случай… в качестве отмазки… это для вас она предсмертная записка, а для меня доказательство, что я не убийца, а душеприказчик!

…Может возникнуть… вернее, не может не возникнуть вопрос, почему же я, раскусив намерение Светлана, все-таки согласился с ним не только на словах, на деле, — ведь чем дальше заходили наши приготовления, чем более откровенным в своих желаниях становился Светлан, тем меньше оставалось шансов разойтись как ни в чем не бывало…

Но, сознавая, что впервые рискую жизнью, и даже отчасти наслаждаясь этим, я был уверен, что сумею удержаться у того предела, к которому подведет меня Светлан. И тем самым узнаю ПРЕДЕЛ!

…Рано утром в квартире, разбудив нас, раздался телефонный звонок. Междугородная… Трубку я не взял, слушал длинные пронзительные гудки и понимал, что это звонит Сарычев, может быть, уже из Симферопольского аэропорта. Мы быстро собрались и ушли, договорившись о встрече вечером.

Прежде всего я решил купить билет на поезд — собирался взять бесплацкартное место до Бердянска, но, когда подошла моя очередь, неожиданно для себя попросил билет в купейный. Даже перед смертью я не мог избавиться от привычной зависимости от мнения людей, незнакомых, случайных, даже тех, мнением которых не было оснований дорожить.

После этого поехал к… папе. Нет, не проститься, вернуть долг — ту рукопись, которую он доверил мне сохранить. Мне почему-то не хотелось, чтобы кто-то увидел ее, прочитал, как будто увидел бы наготу моего отца… Ведь и мне он заказал это делать…

Теперь мне вдруг показалось странным, что человек способен уйти из жизни, не узнав того, что Господь сам дал ему в руки… Запретный плод, тайный смысл — но разве обещало мне незнание бессмертие?

В тряском троллейбусе, катившем по кольцу, я развязал веревочку, развернул «Известия» и извлек оттуда рукопись… Названия не было — только на целую первую страницу имя и фамилия автора. Усмехнувшись, я открыл вторую: «По розовым плиткам, которыми была вымощена Пушкинская, мы наперегонки скакали на одной ноге: длинноногая Гейбл и я, маленький, в форме бойскаута, с перевязанным горлом…»