Встретимся через 500 лет!

– И это все?

– Нет, у него на груди висела еще табличка с надписью: «Сафо, Сафо, как ты могла?..»

– То есть вам показалось, что на груди привидевшегося вам висельника висит табличка с такой надписью?

– Пуаро, я могу поклясться, что я это видел!

– В воображении?

– Ну да, а где же еще? Вы знаете, – добавил капитан, подумав, – сейчас я вспомнил, что кто-то рассказывал мне о таком же видении. И это кто-то говорил мне, что повесившегося студента звали Леон Клодель.

– Мегре вам об этом рассказывал. Мегре, называвший вас Люкой. Вы ведь проводили вместе с ним какое-то расследование?

– Мегре? Я проводил вместе с ним расследование? Не помню… – подумав, покачал головой де Маар. – Нет, не помню. Потому что перед вашим появлением в Эльсиноре у меня в очередной раз пропала записная книжка. А без нее я – памятная зебра.

– Памятная зебра?! – несказанно удивился Пуаро.

– Ну да. Зебра с узенькими белыми полосками «Помню» и широкими черными «Не помню».

– Странно, – задумчиво покрутил Пуаро ус. – В этом санатории, похоже, все зебры. И потому никто не помнит Аслена Ксавье, считавшего себя дивизионным комиссаром Мегре. И, соответственно, никто не знает, чем он занимался. Рассказывайте, что еще видели в доме мадам Пелльтан.

– Что еще видел? Ну, если вам это интересно, пол обоих номеров – 3-го и 4-го – покрыт кошачьими следами. И следами женских туфелек небольшого размера, принадлежащими, видимо, мадмуазель Люсьен.

– А как насчет полтергейста?

– С полтергейстом все нормально, – махнул рукой капитан. – Лестничные ступеньки поскрипывали, как будто по ним взад-вперед ходили приведения, дверь шкафа, стоявшего в гостиной 3-го номера, пару раз открывалась, пока я не обездвижил ее бумажным клином. Потом, часа в три ночи, там же со стены упала картина, тут же с грохотом откинулась полка секретера, а уже под утро с одной из стен – шлеп!!! – сорвались обои. Все это мало меня страшило, но вот огромный старинный стол, оккупировавший гостиную, едва не доконал.

– Вас?! Доконал? – удивился Пуаро.

– Да, меня. Понимаете, он, расшатанный, переминался с ноги на ногу, цокая, как подкованная лошадь на мостовой, на паркете в данном случае. Представляете себе мои чувства? В полумраке, посреди большой пыльной комнаты – это от пыли у меня прыщик, на который вы не перестаете пялиться…

– Что вы, Гастингс, я только что его заметил!

– В общем, представьте, в полумраке, посреди большой комнаты стоит стол, цокает себе в тишине, изредка прерываемой падением полок и обоев, скрипом двери? Представили?

– Представил, – посмотрел Пуаро на прыщик.

– А теперь напрягите воображение и увидьте на нем большую куклу…

– На столе?

– Да.

– Она лежит?

– Нет, сидит лицом к вам. Сидит и щупает ваше лицо своими идиотски круглыми голубыми глазами.

– Представил. Жуткая картина. Висельник висит, пол покрыт следами кота, несомненно, черного. Половицы скрипят, стол топчется, на нем – кукла с расширившимися от страха глазами.

– Совершенно верно, расширившимися от страха зенками. Чтобы вконец не запаниковать, я решил изучить это непознанное явление, я имею в виду топтание стола, стал на четвереньки и полез под него. Предварительно, конечно, затворив куклу в плательном шкафу.

– И что вы увидели под столом? – Пуаро был заинтригован.

– Две противоположные ножки у него были короче. Вот он и переминался в токах воздуха. Полагаю, что для помещения, в котором никто не живет, это нормально.

– Я тоже так считаю, – проговорил Пуаро, о чем-то размышляя. – Может быть, мой друг, отложим визит к профессору да вечера? Ведь вам нужно выспаться?

– Знаете, Эркюль, чувство, что должно произойти что-то дурное, меня не оставляет. И потому давайте сделаем визит прямо сейчас.

– Согласен… – Пуаро смотрел на Гастингса изучающим взглядом.

Капитан поправил узел галстука, пригладил волосы, глянул в стенное зеркало, спросил:

– Что вы на меня так смотрите?

– По-моему, мой друг, вы мне не все рассказали. Я вижу, что-то еще вас распирает.

– Я даже не знаю… – замялся Гастингс, – этот чертов дом… Пуаро, вы будете иронизировать…

– Не буду. Слово джентльмена.

– Тогда слушайте. В середине ночи мне приснился странный сон. Нет, не подумайте, я мало спал. Он как-то мельком приснился, может быть, в одну секунду в меня вошел…

– И что вам приснилось? Висельник?

– Отнюдь. Помните историю? Розетты фон Кобург?

– Помню. Ее, кажется, задрали волки, – заскучавший Пуаро подошел к стенному зеркалу, водя подбородком из стороны в сторону, стал рассматривать лицо – засалилось, не засалилось?

– Да… я все это видел. Во сне. Как наяву, – повернулся к нему Гастингс.

– Интересно. И что же вы видели? – Пуаро, приблизив лицо к зеркалу, сосредоточенно вытирал лоб платочком.

– Она была привлекательна в свои тридцать с небольшим лет…

– Я думаю. Если сам премьер-министр обратил на нее высочайшее свое внимание, – вернулся Пуаро на свое место.

– Весьма привлекательной и женственной…

– Полагаю, от этого сна у вас случилась поллюция? Вы об этом хотели мне рассказать?

– Да нет, что вы! Какие поллюции при моей… при моей диете?

– Я шучу, Гастингс. Так как все это случилось?

– Что случилось?