Встретимся через 500 лет!

– Вообще-то, мне надо было сказать «встает», ибо повозки наши все еще движутся по физическим прериям четвертого измерения, – сказал Эйнштейн, принявшись покрывать формулами страницы своего блокнота.

Обмозговав услышанное, Пуаро спросил Пелкастера:

– И что, я также смогу жить везде, где захочу?

– Конечно. Надо лишь поверить. Стать самим собой. И, само собой, разумеется, развить воображение. В мире с четырьмя измерениями оно играет важнейшую роль.

– Это ваше заявление превращает все в шутку…

– Отнюдь. Воображение ведь есть способ проникновения в неизведанное или недоступное, не так ли?

– А! Понимаю. Вы хотите сказать, что вневременным существам не нужно лезть в машины времени, но достаточно вообразить?

– Совершенно верно.

– Я видел фильм, в котором люди перемещаются в пространстве таким образом. Это был фантастический фильм, русский, кажется.

– Все когда-то было фантастикой, даже колесо. Вы попробуйте повоображать как-нибудь на досуге. Но имейте в виду, что надо иметь ясное представление о месте, в которое хотите попасть. И знать, что некоторых областях прошлого метеорологическая обстановка весьма неблагоприятна в связи с постоянным падением метеоритов.

– Хорошо, попробую, – кивнул Пуаро, думая, что к динозаврам его вряд ли потянет, разве что ко двору короля Артура.

– Обязательно попробуйте.

– Но, уважаемый Пелкастер, если все это так, как вы говорите, если кругом полно людей из будущего, то почему я никогда их не видел? Ну, кроме вас, разумеется?

– Дело в том, что во времени множество куда более приятных мест, чем это.

– Чем это?

– Да. Во времени множество куда более приятных мест, чем Эльсинор да и вся эта планета в целом.

– Почему же вы здесь тогда?

– Я здесь по обязанности, – кротко сказал Пелкастер. – Видите ли, я – миссионер здесь…

– А вы? – посмотрел Пуаро пытливо на Эйнштейна, закончившего писать.

– В смирительной рубашке лучше думается, – подмигнул тот. И показал язык, став весьма похожим на своего однофамильца.

– Я вижу, у вас испортилось настроение? – участливо посмотрел Пелкастер.

– Да, мой друг, испортилось…

– И почему же?

– Вы сказали, что Эркюль Пуаро находится сейчас не в самом приятном месте…

– Ну, это фигура речи. Да, в Эльсиноре маловато людей из будущего, но зато много из прошлого. Я бы сказал, что Эльсинор это дорожная гостиница на пути из прошлого в будущее.

– Эльсинор это дорожная гостиница на пути из прошлого в будущее? – удивленно повторил Пуаро.

– Совершенно верно, – осклабился Эйнштейн.

– Погодите, погодите! Вы хотите сказать, что наши Наполеон Бонапарт, герцог Отрантский, Антуан де Сент-Экзюпери и вы, Альберт Эйнштейн, настоящие?

– Да, мы настоящие, – не обиделся великий физик. – Мы есть настоящие, и Эльсинор – это настоящая дорожная гостиница, в которой останавливаются на пути в будущее.

– Ну, все мы на пути в будущее. Лишь смерть останавливает это движение.

– Это не совсем так, – возразил Пелкастер.

– Что не совсем так?

– Что смерть останавливает движение в будущее. И что мы настоящие на сто процентов.

Пуаро почувствовал: еще немного такой беседы, и мозги у него вышибет вон. Тем не менее, он продолжал спрашивать:

– Вы не настоящие на все сто?..

– Да. Потому что, к примеру, в Наполеоне Бонапарте лишь душа и память настоящие. А тело его принадлежит, извините, принадлежало обычному человеку, лишившемуся в результате психического заболевания души и памяти… В принципе, можно сказать, что такие люди – лишившиеся души и памяти – есть в нашей дорожной гостинице своеобразные номера, занятые душами или квинтэссенцией перечисленных вами персон.

– Извините, – сказал Пуаро, вставая с блуждающей улыбкой. – Я должен идти. У меня что-то с головой. Похоже, кто-то ее для себя освобождает.

Зная о способности Пелкастера с его дружком Эйнштейном доводить любого человека до тихого умопомешательства, Гастингс не уходил далеко. Он подхватил Пуаро за локоть в дверях большой гостиной и повел его на свежий воздух, увещевая, что в знакомствах в этом доме надо быть осторожнее.

18. Он ее прибил

Весь оставшийся день они попеременно и вместе прохаживались в виду «Дома с Приведениями», беседуя, в том числе, и о физическом конце света и людях-номерах, а вечером, едва стемнело, проникли через черный вход на второй его этаж. В фойе корпуса Гастингс взошел первым – Пуаро недолюбливал непознанные явления, особенно в темное время суток, и потому не спешил. Осмотревшись, капитан подошел к двустворчатой двери гостиной 3-го номера, открыл да и застыл на пороге чуть ли не с поднятой ногой.

– Что там, Гастингс? Почему вы застыли, как изваяние? – зашептал сзади Пуаро. Лицо его тревожно желтело в свету маломощной лампы.

– Посмотрите сами, – сипом ответил капитан, сглотнув слюну. – Он… он прибил ее к столешнице… И кот ее ест.

Пуаро осторожно ступая, поднялся, по совету серых клеток включил верхний свет, посмотрел, став на цыпочки, через плечо Гастингса.