Встретимся на Черной речке

Нет характера, нет чувств, эмоций — это просто вода. Она мертвая. Мне нравились картины некоторых маринистов, особенно с примесью батальщины, однако, как мне кажется, они слегка привирали, добавляя воде агрессии. Или просто мне не посчастливилось увидеть дикие, необузданные потоки воды, которая бы так ритмично, но в то же время рвано обрушивалась на человека и все антропогенное. Я много раз была на море, и у океана, но такой экспрессии от воды так и не дождалась. Выражение о том, что можно бесконечно смотреть на воду и огонь ко мне не относилось: вода меня утомляла, а огонь усыплял.

Катерина в очередной раз подпрыгнула, и тут же ойкнула, оседая на пыльную тропинку.

— Ты чего? — я сбросила с плеч рюкзак, присела перед подругой на корточки.

— Мне кажется, я ногу сломала, — Катя прижимала руку к голеностопу.

— Дай посмотрю, — я отвела ладонь от ушибленной ноги, и тут же констатировала. — А что я увижу-то? Я ни черта в этом не понимаю. Надо в больницу.

В голове тут же зародился полный коварства план: я поеду сопровождать травмированную подругу в ближайший крупный поселок, а там что-нибудь совру, прикинусь простывшей… Да что угодно! Лишь бы меня посадили на ближайшую электричку и отправили домой. Хватит, я уже насмотрелась на местную натуру!

— Сиди здесь. Я схожу в школу, приведу твоего отца.

Бориса Таисовича в школе не оказалось, он сразу после обеда уехал на пароме встречать еще кого-то из отставших. Матушка показала, как найти местного «врача по принуждению»-им оказался молодой парень, наш ровесник или чуть постарше, очень высокий крупный блондин с руками будущего травматолога.

Парень, которого звали Егором, любезно согласился посмотреть на конечность Катерины. Она по — прежнему сидела в высокой траве, переместив свою пятую точку на мой рюкзак. Я нервно переминалась с ноги на ногу, следя за манипуляциями будущего светилы отечественной медицины, и обратила внимание на Катин взгляд. Моя подруга пристально рассматривала парня, и я увидела то, чего раньше ни разу не замечала: заинтересованность.

Лисьи глаза, вне зависимости от того, какой рядом находился мужчина, оставались равнодушными. Отец воспитывал Катю с мыслью, что сначала нужно реализовать себя в профессии — посвятить все время живописи, заслужить имя, стать узнаваемым художником с авторской манерой.

Вероятно, эта идея технично «вдалбливалась» в ее голову на протяжение всего детства и юности, так как моя подруга за 4 года нашего знакомства ни разу не была замечена в стремлении пообщаться с противоположным полом.

Хотя ей оказывали знаки внимания, но, нужно признать, в основном это были взрослые мужчины. Думаю, что парней (из нашей Академии) пугало и то, что она уже практически состоявшийся художник, и то, что она дочь ректора.

Егор прощупал лодыжку, и констатировал, что перелома нет, но, скорее всего, присутствует растяжение связок. Я несколько раз переспросила, не нужно ли сделать снимок? Парень потрогал (к удовольствию Катерины) ногу еще раз, и (к моему неудовольствию) сказал, что перелома точно нет. Катя молча рассматривала Егора, что было опять же нетипично для моей словоохотливой подруги.

— Где вас поселили? — спросил у меня парень, видимо, не надеясь на адекватность Катерины, которая плотно сжимала губы.

— У бабки Марьи. Знаешь, где ее дом? А то кажется, мы в другую сторону пошли.

— Нет, всё верно, — улыбнулся Егор. — Встаем! Осторожно, обопрись на мою руку.

Катя послушно выполнила указания, но, видимо, ноги затекли за час сидения в траве, и она неловко опустилась на колени.

— Идти я не смогу, — печально констатировала Катерина.

— Тут два варианта, — взяла я инициативу в свои руки. — Либо оставляем раненного воина на поле боя, в данном случае, эту очаровательную девушку на месте ее сражения с неровными дорогами вашего дырявого острова, либо… Ты понесешь ее на руках.

Последнее мое предложение было воспринято Катей как оскорбление.

Она сердито сверкнула глазами, и затараторила:

— Сурикова, ты с ума сошла? Какое «понесешь»? Я тяжелая! — она на секунду задумалась, а затем предложила свой вариант. — У бабки Марьи во дворе стоит тележка для дров. Может бьггь, за ней сходить, и…

Я не дала подруге закончить фразу и неприлично громко рассмеялась: просто представила, как мы катим ржавую тележку, в которой, на щепках и лоскутках березовый коры, восседает Катерина. Как ее ноги свисают с края тележки, и качаются в такт движению, когда мы с Егором вдвоем толкаем этот нехитрый транспорт по кривым тропинках острова. Егор тоже улыбался, но деликатно, видимо, умиляясь наивной вере рыжеволосой девушки в эту затею. Затем, недолго думая, подхватил Катерину на руки. Катька, которую никогда в жизни мужчина не поднимал, ойкнула и, наконец-то, ожила:

— Отпусти! Я тяжелая!

— Пф-ф, — присвистнул Егор, и не обращая внимания на ее слабые сопротивления, пошел. — Ногой не шевели.

Мне ничего не оставалось, кроме как подхватить проклятый трижды рюкзак и поплестись следом — меня-то никто на руки не подхватывает!