Вот как не поверить в судьбу? Если бы Я чуть поактивнее себя вела, а не сидела дома, то вовремя бы узнала, что он приехал, и что так изменился.
Не подверни Катерина ногу, она бы постоянно находилась в школе, и доложила бы мне о приезде Кирилла Робертовича.
Кстати, о Катерине…
— испортил девку? — подражая бабке Марье, спросила я у Егора.
Он довольно кивнул.
— Влюбился. Впервые в жизни. Испортил, конечно, но пока совсем чуть-чуть, — Егор широко улыбнулся. — А она тебе не рассказывает ничего?
— Молчит. Краснеет и молчит, — поправилась я, с нежностью подумав о своей рыжеволосой подруге.
— Да, она такая, — рассмеялся Егор. — Я, кстати, сейчас к ней пойду.
Ты идешь домой?
— Иду… Куда я денусь? — устало выдала я, и поднялась следом.
Дома Катерина суетливо собиралась на свидание, хотя мне хотела соврать, что идет в школу «на награждение».
— Тебя твоя «награда» уже за воротами ждет, — крякнула бабка Марья, заплетая Катины длинные волосы в тугую косу.
— Да-да, — добавила я. — Я вместе с твоей «наградой» пришла. По дороге встретились.
Катя покраснела, и что — то невнятно пробубнила.
— А тебя Кирюша искал, — беззаботно выдала баба Марья, вплетая в рыжую косу голубую ленту.
— К-кто? — запнулась я.
— Кирюша. Тоже художник. Он у меня жил лет эдак десять назад. С
Борей приезжали, с папкой Катиным.
— Да, мне папа рассказывал, — поддакнула Катя.
Отлично. Все всё знают.
— Кирюша… Катерина, — строго сказала я. — А ты знала, что Кирюша как бог выглядит?
— До сегодняшнего дня не знала. Он пришел тебя искать… В общем, я все поняла. Маринка, — закатила глаза подруга, — он такой красавчик!
Теперь я вспомнила, я видела его на фотографиях в папиных альбомах. Но и предположить не могла, что это он.
— Все такие понятливые. Одна Сурикова дурочка, — Я отвернулась в стене, и принялась рассматривать, как в детстве, ковер, висевший на стене.
Счастливая Катя, прихрамывая, ушла к Егору. Бабка Марья ушла на разборки к Варфаламеевым (кто-то стащил с огорода черенок от лопаты). И наступила благостная тишина для раздумий и самобичевания. Где-то вдалеке снова ухала сова, а в остальном остров хранил молчание.
Я, впервые за все время на острове, захотела нарисовать что-то, помимо портретов. Кисть будто бы сама поставила пару точек в левом верхнем углу холста, и от них потянулись лучи, которые стали сплетаться в клубок. Клубок вертелся, не желая распутываться, вплетал в себя новые нити, добавляя себе цвета. В итоге две тонкие ниточки выбрались, начали обвиваться друг вокруг друга, и соединились в одну. Я устало закрыла глаза, откидываясь на кровать. Железные пружины скрипнули, принимая меня.
Ночью мне снился Кирилл. И теперь я звала его по имени. Меня разбудила Катя, судя по свету, глубокой ночью, недовольно пробурчав:
— Ну, дай поспать. Заладила «Кирилл», «Кирилл»… Бормочешь без конца. Иди к своему Кириллу, и там бормочи…
Ну вот, Я снова разговариваю во сне. Если сложить мои предыдущие слова и сегодняшние, то получается фраза, прекрасно иллюстрирующая ситуацию: «Встретимся на Черной речке, Кирилл».
Я не выспалась, так как остаток утра провертелась в кровати. Болела голова, выходить из дома совершенно не хотелось. Но пришел суровый Борис Таисович, который велел и Катерине, и мне немедленно выходить на пленэр.
— Лежат тут, барыни… — изба ходуном ходила от зычных криков ректора. — Я думал, она болеет, встать не может… А она, вертихвостка, по сеновалам скачет! Думала, не узнаю?
— Ну, пап! — ныла Катя. — Я взрослая женщина!
— Да кто спорит? Взрослая! Но ты сюда работать приехала, а сама отлыниваешь. А ты? Марина, я знаю, что ты ехать не хотела, однако, ты здесь, и будь добра вместе со всеми выходить. И ваши особые отношения с Кириллом Робертовичем…
— Нет у нас никаких «отношений», — я отвернулась к окну, уставившись в одну точку на горизонте.
— Тем более! — не унимался Борис Таисович. — Значит, тебе ничего не мешает работать. Встали и пошли! Немедленно! Обе!
Я не хотела видеться с преподавателем, а Катерина собиралась идти к Егору. Но по итогу мы обе пошли на пленэр. Как на зло, на улице было солнечно, не осталось и следа от недельного, затяжного дождя. Идеальная погода для выхода на натуру: не жарко, свет хороший, ветер умеренный.
Из-за того, что мы пропустили утреннее распределение, нас обеих отправили в самую ближнюю группу — на берег, к парому. Мои слова о том, что я там уже рисовала, ни на кого не подействовали. А я была согласна идти куда угодно, только не на берег. Потому как на листе, висевшем на двери школы, черным по белому было написано: «Позиция 1. Берег Черной речки. Преподаватель — Кирилл Робертович Ривман». Но Борис Таисович сделал такое страшное лицо, что желание спорить испарилось само собой.