Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

И они пошли, куда глядели их глаза. Его большая ладонь, как тогда, в Питере, сжимала ее горячую ладошку – это было чудесно. Настя шла и удивлялась, как вдруг изменился окружающий мир. Вот девятиэтажка, мимо которой они шли в планетарий, – какой же она была серой и невзрачной. А сейчас на глазах посветлела, и небо над ней синее-синее, и тополь покрылся зеленым пухом. Как прекрасно это сочетание: солнечная девятиэтажка на фоне синего неба и зеленеющего тополя, – почему она раньше не замечала этого? Вот скамейка, прежде она была пустой и бессмысленной: какой смысл в скамейке, если она пустая? А сейчас на нее можно сесть и долго сидеть, ощущая рядом его присутствие, – какая замечательная скамейка! Теперь он всегда будет рядом – это же совсем другое существование! Какой красивый фонтан, как рвутся его струи в высоту, – почему она раньше не замечала этого? Просто, ей не было дела до фонтана, он был ей безразличен, – а теперь другое дело, теперь все важно, потому что рядом Вадим.

Глаза, глядевшие неизвестно куда, привели их на набережную. Дон давно очистился ото льда – да река и не замерзала этой зимой полностью, так, шуга да тонкая корка у берега. А середина Дона, плавно несущего воды к недалекому морю, всю зиму оставалась чистой. На набережной теперь понастроили множество ресторанчиков и кафешек, которые тоже продолжали функционировать всю зиму. Они сели за первый попавшийся столик напротив друг друга, и сейчас же рядом возник официант. – Чего желаете? – оживленно спросил он, радуясь неожиданным посетителям.

– У тебя есть деньги? – осторожно поинтересовалась Настя. У нее самой было всего шесть рублей. – Немного есть, – заглянул Вадим в портмоне. – Сто пятьдесят рублей и пятьдесят копеек. На мороженое должно хватить. – Два пломбира. – И он вопросительно посмотрел на официанта. Тот радостно кивнул и унесся.

– Как ты жила все это время без меня? – спросил Вадим, с нежностью глядя на нее.

– Да никак. – И Настя повторила фразу, сказанную когда-то Наташке: – Как в вагоне: все проносится мимо, а я сижу и смотрю в окошко. А ты? Почему ты отвернулся от меня? Я так ждала твоего звонка – тогда, еще в Питере, и потом. А ты все не звонил и не звонил.

– Да родитель… вроде твоей матери. Велел выбросить тебя из головы. Мол, ты еще ребенок, а мне тоже учиться и учиться… что я могу тебе дать – и все такое прочее. Я и согласился, дурак. А ты тоже хороша: почему тогда, год назад, сбежала? Мы бы встретили Новый год вместе и потом были бы вместе весь год, есть такая примета.

– Я не верю в приметы. А сбежала, потому что мне Тенчурина такое сказала… Ужас! Мне и сейчас плохо становится, как вспомню.

– Что же такое она могла тебе сказать, когда у нас с ней ничего серьезного не было. Ведь я не любил ее, она это знала с самого начала.

– Сказала, что ждет от тебя ребенка, – неожиданно для себя выпалила Настя – и испугалась. Что сейчас будет? Как он отреагирует на эти слова?

– Ну, она пожалеет об этом, – потемнел лицом, Вадим, гневно глядя на мороженое. – И ты ей поверила?

– Тогда да. А как я могла не поверить? Но потом мне Соловьева сказала, что это неправда. Но все равно – мне было так плохо! Жить не хотелось.

– Бедняжка моя! – Он накрыл рукой ее похолодевшую ладошку. – Прости меня! У меня тоже было ощущение, что я не живу, – стою на месте, а все катится мимо.

– Только ты не говори ей ничего, ведь ей хуже, чем нам. Может, ей этого хотелось. Тем более что ты был с нею близок. Зачем ты был с нею, если не любил?

– Чтобы забыть тебя. Только для этого.

– А Лену Туржанскую любил?

– Кто это?

– Девушка с синими глазами. Помнишь, зимой, в кабинете Ольги Дмитриевны?

– А! – По его посветлевшему лицу она поняла, что он мгновенно вспомнил. – Тут другое. Да я больше и не видел ее никогда.

– А если бы она полюбила тебя?

– А если бы дважды два было пять?

– И все же?

– Настя, зачем спрашивать о том, что никогда не случится? Ты здесь. – Он приложил руку к груди. – А все остальное, включая и эту Лену, там. – Он махнул рукой в пространство. – Мне не нужно чужое светило, мне нужна только девушка, что сидит напротив меня. И это навсегда.

– И что будет дальше? – Она вдруг взволновалась. Действительно, что произойдет между ними сегодня – и завтра, и послезавтра? Что у него на уме?

– Будет, как ты хочешь. Хочешь, буду тебе другом, хочешь – братом, хочешь – возлюбленным. Решай сама, я на все согласен. Все равно мы потом поженимся – ведь да?

– Конечно, – кивнула она, облегченно вздохнув. Как чудесно с ним просто дружить, разговаривать обо всем, быть вместе. И ничего не бояться. – Мы обязательно поженимся, – когда будет можно. А сейчас пойдем, а то я уже замерзла. Мороженое такое вкусное.

Снова взявшись за руки, они преодолели высокий подъем, вышли на мост и, опершись на перила, долго стояли, глядя на подернутое зеленоватой дымкой Задонье. Воздух был удивительно прозрачен и пропитан запахом молодой травы, далеко-далеко, до самого горизонта виднелись луга, водоемы и зеленевшие рощицы. Впереди была и весна и целое лето счастья.

Когда Настя чихнула третий раз, они направились домой.