Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

– Не знаю. – Настя покраснела и застеснялась. – Пойдем домой, мне еще химию надо доучить. Ты завтра не приходи, ладно? А то придет Наташа – я ей по физике помогаю. А она почему-то переживает, когда тебя видит. Наверно, из-за Никиты. Созвонимся послезавтра?

– Ладно. Только я весь день буду скучать. Можно, я тебе вечером позвоню? Расскажешь, как прошел день.

– Да, конечно, конечно! Звони, я буду ждать.

Последние весенние каникулы пролетели как сон. Вадим почти каждый день бывал у Насти, приходил утром, а уходил перед приходом родителей, у которых в институтах наступила горячая пора зачетов. Правда, Галчонок несколько раз внезапно являлась домой – видимо, ей не терпелось застукать влюбленных за чем-нибудь недозволенным. Но всякий раз ее ждало разочарование: детки или мирно сидели в Настиной комнате, замолкая, когда она без стука открывала дверь, или торчали на кухне. Настя готовила, а ее друг облизывался в ожидании чего-нибудь вкусненького. Однажды, не утерпев, она решила допытаться у дочери, на каком этапе их отношения. На что дочь весьма неприветливо ответила, что они «просто дружат», и пусть ее это не волнует. – И долго вы собираетесь «просто дружить»? – съязвила мать. – Что-то мне не верится в ваши длительные платонические отношения.

– Ты прямо, как Наташа, та тоже не верит. – Дочь отвернулась и подошла к окну, она всегда так делала, когда хотела, чтоб ее оставили в покое. – Мы поженимся, когда будет можно. А пока можешь по этому поводу не беспокоиться. И, пожалуйста, стучи, прежде чем заходить в мою комнату. Я ничего не боюсь, но мне перед Вадимом стыдно, что ты ведешь себя, как дикарь.

– Подумаешь, какие мы деликатные! – возмутилась Галчонок. – Ты моя дочь, и я имею право знать, что происходит. Если влипнешь, мне расхлебывать, таскать тебя по врачам. Буду заходить, когда считаю нужным, пока не окончишь школу и не поступишь в институт. Потом делай, что хочешь, но будешь сама и расплачиваться. А сейчас я за тебя отвечаю – и нечего мне грубить!

– Никто не грубит. Ладно, заходи, если тебе совесть позволяет. Но в таком случае я с тобой делиться не буду. Раз ты мне до такой степени не доверяешь. – И Настя неожиданно расплакалась.

– Ну что ты, доченька! – Мать, обняв ее, поцеловала в подбородок: ведь дочка была уже на полголовы выше мамы. – Да доверяю я тебе, доверяю! Но пойми, я ведь тоже переживаю. Вот когда у тебя будет своя дочка, посмотрю на тебя. Если, конечно, доживу. Н у, не плачь, я больше не буду. Ведь я очень люблю тебя и боюсь за тебя.

– Мамочка, ты тоже прости меня. И, пожалуйста, не волнуйся, мы с Вадимом обо всем договорились. Ты же его немножко знаешь – он человек порядочный. И тоже очень меня любит. Все будет хорошо, вот посмотришь. Знаешь, я теперь чувствую себя такой счастливой! Все плохое забылось. С ним я как будто летаю, наверно, от счастья.

– Только не очень высоко летай, а то больно будет падать. Мне когда-то твоя бабушка дала ценный совет: если тебе слишком хорошо или, наоборот, очень плохо, повторяй фразу «Так будет не всегда!». Она не даст сильно вознестись или низко упасть.

– Нет. – Настя покачала головой. – Я не согласна. Почему нужно думать, что я не всегда буду счастлива? Из-за этого нельзя полностью радоваться, все время надо себя одергивать.

– Но зато когда очень плохо, эта фраза рождает надежду, что так тоже будет не всегда.

– Вот тогда и буду ее повторять. Тем более, что я уверена: у нас с Вадимом это навсегда.

– Ладно, поступай, как знаешь. Что-то мне не нравится отец: он последнее время какой-то сам не свой. Не знаешь, что с ним?

– Наверно, на работе достают. А ты бы сама спросила.

– Да он говорит, что все в порядке. Но я же вижу.

– Мам, не переживай. Мало ли какие у него неприятности. Надо будет – сам скажет.

После этого разговора отношение матери к Вадиму резко изменилось. Как и когда-то в Петербурге, она снова стала приглашать его к столу и всячески демонстрировать свое расположение. А отец с самого начала относился к Настиному другу приветливо. И потому в семье внешне снова воцарились мир и согласие.

Когда зимой Вадим забирал свою мать из лечебницы, врачи его предупредили, что у таких больных весной и осенью могут случиться обострения. И действительно, в середине апреля ее состояние резко ухудшилось: она почти не ела, все время лежала, уставившись в потолок, и временами даже не узнавала сына. Отчаявшись, Вадим позвонил отцу. Тот, выпросив у командования отпуск, отвез мать к сестре в Петербург, после чего снова вернулся в часть. Вадим остался один.

Первым делом он привел в порядок квартиру. Пришлось несколько дней держать открытыми окна, пока не выветрился тяжелый запах, пропитавший стены. Отец оставил ему деньги на небольшой косметический ремонт: поменять обои в комнате матери, свисавшие клоками, и заменить протекавшую трубу в ванной. Но Вадим решил сэкономить: сам поклеил обои, купил новую трубу и умудрился поставить ее на место, правда, с помощью сантехника. Когда полы были пропылесосены, мебель протерта и все стекла отмыты, он пригласил к себе подругу.