Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

– Вот когда понадобятся, тогда и займусь ими. А в банк я не хочу. Хочу заняться серьезной наукой, но для этого столько нужно поднять. Хорошо студентам на Западе: там посещаешь только то, что тебе действительно интересно, а остальное – по желанию. И никто не проверяет посещаемость, не лишает стипендии.

– Может, там студенты более сознательные. Папа говорит, если наших не проверять, будут поголовно прогуливать и завалят сессию. Вадим, а ты расскажи о своих идеях Туржанской. Она ведь профессор, ее печатают даже заграничные журналы. Может, она тебе подскажет, как математику применить к твоей теории? У нее по средам консультации – могут приходить все желающие.

– Да я знаю. По правде говоря, я уже однажды пытался поговорить с ней на эту тему. Но она сказала, что пока экспериментально мои идеи не подтверждены, они даже не гипотеза, а чистый вымысел, из области фантастики. Хотя, конечно, попытаться обосновать их математически можно. Можно построить модель информационного пространства с помощью теории поля, – но для этого мне нужно переходить в университет на мехмат. Может, там удастся вывести соответствующие уравнения, а на них потом обратят внимание и физики. Например, так было с формулами Лоренца: сначала на них смотрели как на абстрактные уравнения, не имеющие физического смысла. А когда Эйнштейн создал свою теорию относительности, оказалось, что в этих формулах заложен великий смысл. Но в нашем Политехе методы математической физики не преподают, у нас ведь готовят инженеров, а не ученых.

– А ты переходи в университет.

– Я уже там был. Надо много досдавать. Но все равно, буду летом думать над этим, может, решусь.

С приближением июня на Вадима навалились зачеты, за которыми грозно высилась летняя сессия. Ее он боялся больше всего, потому что любой случайный трояк означал лишение стипендии, которая хоть и была невелика, но ему крайне необходима: подработки на стороне закончились, а лишаться карманных денег не хотелось. Переводов от отца едва хватало на питание и квартплату. Поэтому они реже стали встречаться. Иногда не виделись по нескольку дней, а однажды он отсутствовал целую неделю, лишь звонил по вечерам. Вот когда Настя полной мерой испытала, что такое настоящая тоска, о которой говорила ей Ирочка, – когда так нестерпимо хочется его увидеть, что хоть кричи. Тогда Настя садилась в кресло, закрывала глаза и представляла, что он сидит напротив и читает или набирает номер ее телефона. Иногда телефон и вправду звонил, тогда ее будто подбрасывало, и она кидалась к нему, как к спасательному кругу.

Настю саму пугала эта нестерпимая тоска по Вадиму, без встреч с которым она уже не могла нормально существовать. Вдруг он уедет? – думала она, – что я тогда буду делать, как жить, куда себя девать? От этих мыслей ее охватывал тихий ужас. Но ведь он пока никуда не собирается, успокаивала она себя. Не буду думать о плохом, а то и вправду сбудется. И чтобы отвлечься от тревожных мыслей, она бралась за книгу или включала компьютер. Иногда она вспоминала о том поцелуе, в Питере. И о потрясении, которое тогда испытала. Временами ей хотелось испытать то чувство еще раз. Но когда Вадим появлялся, это желание начисто пропадало: она трусила. Настя понимала, что после такого поцелуя все у них пойдет слишком быстро. Он тоже это понимал, и потому при расставании они ограничивались нежными поцелуями «в щечку» и пожатиями руки. Наташка временами пыталась подтрунивать над их отношениями, но Настя ее грубо обрывала, и подруга унималась: она боялась потерять бесплатного репетитора.

Как и все хорошее, любимый месяц май быстро пролетел и вплотную подступил ЕГЭ по математике, обязательный для всех выпускников. Лицей при Политехе сдавал этот экзамен в сто второй школе – и надо сказать, никаких послаблений в виде подсказок или какой-либо иной помощи лицеисты так и не получили. Наоборот, следили за ними весьма пристрастно. Посадили вперемежку с незнакомыми школьниками, и варианты у всех были разные. Их сразу попросили выключить сотовые телефоны, а выходить в туалет разрешалось один раз и только с сопровождающим. В общем, надежды Дениса Степанова на халявное списывание не оправдались. Но задания Насте показались очень легкими, даже задачи из самой трудной части С она решила с лету, и потому была на сто процентов уверена в максимальном количестве баллов. Однако когда из Москвы прибыли результаты, оказалось, что никто из них ста баллов так и не набрал. Самый высокий балл, равный девяноста восьми, был у Снегиревой. Но все равно их лицеисты сдали математику лучше всех в городе, получив на два класса всего одну тройку. Ее, естественно, схватил Костя Пацкевич, чему, надо сказать, он был безмерно рад.