– У нас нет ничего общего, и нам нечего обсуждать.
– Именно так.
– В конце концов, – продолжала она, – никто из нас не хочет завязывать знакомство.
– Я... – он прервался на полуслове и посмотрел на неё сверху вниз. – Подождите. Это вы сказали, что
Луиза сомневалась, что ей удастся понятнее объяснить.
– Не думаю, что после окончания этого танца мы снова встретимся, и предполагаю, что мы оба испытаем облегчение.
Он уставился на что-то в другом конце бального зала.
– Интересно.
Она рассмеялась.
–
– Действительно. – Он наклонил голову. – Видите ли, я
Теперь удивление испытала Луиза. Изменил своё мнение? Что бы это могло значить?
Она была избавлена от необходимости ломать над этим голову.
Герцог резко поклонился. Луиза с облегчением сделала реверанс. Испытание закончилось.
Или
Вместо этого он кивнул в сторону обеденного зала.
– Позвольте проводить вас к ужину.
– Нет, благодарю вас.
Гости заметят её отсутствие, но Луиза придумает отговорку. Порвался подол платья или ей потребовался глоток свежего воздуха.
Она всё ещё могла извлечь пользу из этого вечера. Это был последний танец, который она обещала Фионе. Наверняка, теперь другие джентльмены обратят на неё внимание, ведь она танцевала с герцогом. До конца вечера она не будет испытывать недостатка в партнёрах. Её приятно грела мысль о том, что герцог Торндейл невольно оказал ей услугу.
Несмотря на всё то, что он угрожал у неё отнять, хоть что-то ей удастся вернуть.
Может быть, ещё не всё потеряно.
– Если не ужин, – проговорил он, – тогда оставьте за мной ещё один танец.
Ещё один танец? Луиза пришла в изумление, но через мгновение рассмеялась, болезненно осознав, как по-девичьи взволнованным прозвучал её смех.
– Но вы этого не хотите.
– Я знаю, чего хочу.
Его пристальный взгляд словно пригвоздил её к месту.
Остальные пары ушли ужинать, оставив их одних в пустом бальном зале. В обширном помещении, где негде спрятаться. Остались только слуги, убиравшие пустые чаши для пунша и подносы со сладостями.
И всё же герцог не отпускал её руку.
– Я пробыл в Лондоне почти месяц и просто изголодался по искреннему общению.
Если бы он действительно изголодался по искренности, Луиза с удовольствием преподнесла бы ему целое её блюдо, щедро приправленное колкостями за требование вернуть забытый долг и суровой критикой за безразличие, проявленное по отношению к близкому другу своего дяди. Но если бы Луиза начала, то не смогла бы остановиться, а она не могла позволить себе устроить сцену.
– Ваша светлость, – произнесла она тихим голосом, – возможно, в силу вашего недавнего появления в городе вас ещё не успели осведомить о правилах хорошего тона. Джентльмен не просит у леди два танца за один вечер. Если только он не собирается... –
– Мне нет до них дела.
– Разумеется, герцогу легко отмахнуться от сплетен, но молодая незамужняя леди не может позволить себе такую роскошь.
– Безусловно, статус молодой незамужней леди в обществе только повысится из-за внимания герцога.
Не оставалось ничего другого, кроме как ответить без обиняков.
– Я
– Погодите. Я не говорил, что испытываю неприязнь ко
– Полагаю, что нет. Вы явно хорошего мнения о своих качествах. Вы ставите себя выше всех в этом зале.
– Не выше. Я просто склонен держаться особняком. Мне здесь не место. Я не переношу пустого обмена любезностями.
– Это объясняет, почему, перескочив через них, вы тотчас принялись сыпать колкостями. – Она безуспешно попыталась подавить гнев. – Вы оскорбили не только меня, но и мою подругу, мою семью и место, которое я считаю домом. Что же касается вашего внимания, то здесь, несомненно, найдётся немало молодых леди, которые охотно выстроятся в очередь, чтобы испытать головокружительные ощущения от описываемого вами "повышения статуса в обществе". Я же не отношусь к их числу.
Герцог пристально на неё посмотрел.
– Думаю, что нет.
– Я рада, что мы поняли друг друга. – Она попыталась выдернуть руку.
Но он удержал её на месте.
– Подождите.
Луиза озадаченно уставилась на их сплетённые руки. Его хватка была крепкой. Правда, не настолько, чтобы подавлять жёсткостью, но обладала достаточной силой и решительностью.
Когда он снова заговорил, тон его совершенно изменился. Ни капли чопорности и порицания, лишь открытость и непринуждённость.