Встретимся в раю

Образованный Паня выродился в желчного и язвительного критикана, которому было все равно, о ком и о чем писать, — лишь бы поточить дряхлеющие зубы, особенно если за это прилично заплатят. Чем старше становился Паня, тем острее становился не только его профиль, похожий на садовый нож, но и обширный ум. Не мог наждак алкоголя затупить Панины извилины. Видеть фельетониста в числе своих авторов мечтали многие редакторы, но Панин был капризен, никакой правки, даже конъюнктурной, не терпел.

Чем больше сейчас вслушивался Панин в запись переговоров главного редактора «Вестника» с британско-ненецким десантом, тем острее блестели его глаза. Любил Паня скандалы, грешный человек, любил… Иванцов же недоуменно поглядывал на Рыбникова и лишь пожимал широкими плечами спортсмена.

Наконец Рыбников остановил диктофон и спросил:

— Паня, тебе все ясно?

— Еще бы! — растянул узкие синие губы фельетонист. — Срок и объем, благодетель?

— Завтра, ровно колонка, — бросил Рыбников. — А тебе, душа моя Иванцов, ясно, что нужно делать?

— Догадываюсь, — вздохнул Иванцов. — Но боюсь, Николай Павлович, боюсь… Шутка сказать — министерство информации! Родное, грубо говоря, министерство. Оно в будущем году может продлить лицензию на газету, а может и не продлить.

— До следующего года дожить надо, трусишка, — резонно заметил Рыбников. — А доживем — может статься, что лицензию на газету в этом министерстве я тебе выдавать буду, Иванцов, я!

Гриша покосился на Рыбникова и понял: серьезно говорит… А тот, заметив взгляд Шестова, вдруг словно вспомнил о Грише:

— На нашем совещании, господа, присутствует посторонний Движению человек. Однако я за него ручаюсь. Господин Шестов по моим поручениям уже немало сделал для общего блага. Думаю, он будет полезен нам и в дальнейшем. Поскольку в ходе совещания я намерен дать ему еще одно деликатное задание, то полагаю, он может остаться.

— Вообще-то, — замялся Гриша, — если у вас тут секреты…

— Не бойся, — сказал Панин. — Резать мы никого не собираемся. Оставайся, чего уж там…

— Продолжаем, — постучал вилкой по рюмке Рыбников.

— Иванцов! В очередном номере помести, брат, такую пулю: мол, по слухам, наш уважаемый еженедельник идет с торгов.

Мол, за право владеть «Вестником» борется не то швейцарская издательская компания с австрийской, не то французская с норвежской. Пусть читатель раскроет рот. А в следующем номере пойдет комментарий Панина. Никаких австрийцев и французов — газету на корню покупают англичане! Совесть России идет с молотка. И так далее. Со слезой и тонким воплем. Чтобы у читателя сложилось ощущение, будто с него стащили последние штаны. А в конце, Паня, удивись до соплей: куда же смотрит министерство информации, мать его так, русские ли там люди заседают?

— Неплохо, неплохо, — пробормотал Панин, щедро подливая в свою рюмку. — Нажму на совесть нации, обращусь к провинции. Она всегда была жалостливая, провинция-то, и к совести чутка. А потом что?

Рыбников улыбнулся:

— А потом мы сами в редакционной статье опровергнем слухи и домыслы, раздуваемые «Гласом» с помощью известного и уважаемого фельетониста Панина. Никаких торгов и молотков — тихо и мирно передаем половину пая друзьям из Великобритании, надеемся на творческое товарищество, расширение базы и прочее. Хотя, конечно, нам непонятно, почему учредители уступили инициативу министерству информации — издание прибыльное, со своим лицом. Вот в эту последнюю фразу ты, Паня, и вцепишься, как бульдог. Отольешь в «Гласе» новую сенсацию: мол, редакция «Вестника» посмела упрекнуть меня в некомпетентности и раздувании слухов, чем задела профессиональную честь. И так далее. Вынужден, мол, просто вынужден опубликовать для сведения господ читателей часть дословной записи совещания у главного редактора «Вестника», где старому мастеру пера выворачивали руки, обговаривая поистине грабительские условия передачи пая. И добавишь, что готов в любом суде предъявить запись совещания полностью, хотя сразу отказываешься называть источник информации. И очень тонко намекнешь, повторяю, очень тонко, чтобы это смогли понять лишь очень умные люди, что информация к тебе пришла из учредительских кругов. Вот тогда пусть наш общий друг Наумчик Малкин повертится! Облизаться ему будет сложно.

Гриша перестал есть от изумления и головой повертел. Рыбников похлопал Шестова по плечу:

— С волками жить — по-волчьи выть, Григорий. Учись пока… И запомни, ты теперь крепко повязан с нашим маленьким комплотом. Мотай на ус и молчи. А то у нас длинные руки!

Он выкатил глаза и страшно зарычал. В дверь мгновенно заглянул половой. Рыбников захохотал и отмахнулся:

— Гуляй, Аркаша… Шутим. Да скажи Петровичу, пусть телятину подают.

— Неплохо, неплохо. — Панин закончил стенографировать в маленьком блокноте задание Рыбникова — по старинке работал, не доверял всяким звукозаписывающим устройствам. — Ну-с, а как мы будем заканчивать сию комедию? В драме важен финал!