Встретимся в раю

— В нашем Движении, — сказал Рыбников, легонько выпуская дым, — чин сотника соответствует полковничьему. Как полковник я тебя больше устраиваю?

— Больше, — согласился Гриша. — В вашем, значит, Движении. Так и надо произносить — с большой буквы? А как оно называется, если не секрет?

— Оно называется Движением ревнителей старины. О нем, конечно, ты читал или слышал. Организация официально зарегистрирована, представлена в Госдуме и даже в Президентском совете.

— Представляю, что могут насоветовать президенту любители старины…

— Ревнители, дружок, ревнители! А любители — они и есть любители… У нас же — народ серьезный, плохого не посоветует.

— Странно, — улыбнулся Шестов. — Никогда бы не подумал, что историческое общество может заниматься современной политической борьбой. Кроме всего прочего, я сейчас открыл, что ваше Движение строится как военное формирование. Или не так? Странно…

— Что ж тут странного? — спросил Рыбников с легким раздражением. — Любая партия, если хочет чего-то добиться, должна крепиться спайкой, дисциплиной, подчиненностью рядовых членов руководителям. Демократический централизм, не нами выдумано.

— Я о другом… Всегда считал, что в ассоциациях, вроде левого Союза любителей словесности или вашего Движения ревнителей старины, заседают ветхие, траченные молью старички и старушки. Они за чаем с баранками решают, сколько жертвенных медяков пустить на восстановление конки, а сколько — на декор храма Христа Спасителя. Короче, думал я, Николай Павлович, что все эти движения — такие же дохлые и никчемные команды, каким было когда-то общество охраны памятников. Помнишь небось, как в пионерах взносы собирали? Доохранялись… На наши копейки любители-реставраторы могли только вызеленить купола у какого-нибудь Спаса-на-Закорках…

— Мы тоже реставраторы, — серьезно сказал Рыбников.

— Но не любители, еще раз повторяю. А что касается имиджа… Это верно — обыватель не принимает наше Движение всерьез. Да что там обыватель! Раз уж ты, журналист, питомец муз, ничего толком не знаешь… А нам, кстати, реклама и не нужна. Не дай Бог, тот же обыватель узнает, что я — сотник… В штаны наложит!

— Хорошо, что сотник, — миролюбиво сказал Шестов, — а не штурмбанфюрер. Согласись, Николай Павлович, это звучало бы вовсе дико: штурмбанфюрер Движения ревнителей старины.

Рыбников долго молчал, отвернувшись к окну. Ароматный дым толчками восходил над его головой. Наконец он повернулся к Грише:

— Баррикаду растащили. Интересно, кто тут наложил? Какой дурак поспешил с дурацкой инициативой? Н-да… Честно говоря, Григорий, я всегда ценил твое чувство юмора. Но иногда, извини, это чувство тебе изменяет. Плосковатый, знаешь, получается юморок. Ладно, поехали в контору, надо дальше функционировать.

Он щелкнул пальцами, в двери вырос давешний половой и с глубоким поклоном принял несколько американских купюр, протянутых Рыбниковым. Из-за полового высунулся лоснящийся метр, пожелал дорогим гостям почаще заглядывать и проводил через нешумный еще зал первого этажа до самого выхода. Возле стойки бара в глубине зала ошивался с бокалом сухого низколобый Семенов, который, завидев Рыбникова с Шестовым, дисциплинированно отвернулся. Автоматная обойма выпирала из-под рукава пиджака, словно Семенов пришел в «Кис-кис» со своей бутылкой. Швейцар дверь придержал, тыча два пальца в канареечный околыш фуражки. Дежурный по разъезду, а проще говоря, лакей уже сделал ковшик из ладони, чтобы взять ключи и подогнать машину прямо под уважаемый зад уважаемого клиента. Но Рыбников проигнорировал эти последние почести.

Некоторое время они с Шестовым постояли на высоком крыльце, разглядывая издали следы побоища. Два панелевоза прикрывали сгоревший грузовик, автокран наваливал на желтую платформу последние бетонные блоки. Теперь неподалеку от места происшествия посверкивал «мерседес» какой-то большой шишки из СГБ. А сама шишка торчала на проезжей части улицы, глубокомысленно слушая штатского — очевидно, сыщика или следователя. Замерший посреди дороги фургон кримилаборатории, возле которого обстоятельно беседовали эсгебисты, был огорожен цепочкой красных буйков, и проходящие машины жались от этих буйков к обочинам.

— Кто-то очень хотел шума, — задумчиво сказал Рыбников, разглядывая красную цепь. — Зачем только? Ума не приложу… Ладно, приедем — позвоню в УБТ.

И они отправились в «Вестник». После всех возлияний Гриша за рулем машины чувствовал себя неуверенно, ехал медленно. В аварию попадать не хотелось — с пьяных водителей в этом случае драли три шкуры. От ресторана до редакции Шестов добрался благополучно и в который раз, с облегчением паркуясь, дал себе зарок не пить больше трех рюмок перед поездками. А вот Рыбников газанул еще на Страстной площади, и его каплеобразный «ситроен» мгновенно затерялся в потоке машин. Умел Николай Павлович керосинить, не отнимешь…