Встретимся завтра

– Вы, вы не думайте, дяденька, я ничего не брала здесь, не украла. Я только зашла погреться немного… Вы… вы прове… ттье… я ничего не взяла…

– А это мы сейчас узнаем, – решил он для разрядки немного пошутить. – Я тут в подушку тыщу долларов спрятал от жены на непредвиденные рыболовные расходы, пойду гляну…

Девушка на мгновенье замерла лицом, но следом, как-то с трудом, будто вспоминая что-то давно забытое, улыбнулась. Она вроде даже распрямилась, словно с плечек её немного сполз невидимый груз…

– Тебя как зовут-то? – Он встал, поставил на табуретку привезённую сумку с провизией.

– Вера…

– А меня Юрий Николаевич, будем знакомы, коли довелось. Так, Вера… Ты есть-то хочешь?

– Хочу, – как-то быстро и простенько ответила она, но тут же снова съёжилась, опустила голову, лицо её наполовину скрыла наклонившаяся беретка.

– Да не стесняйся. Я тоже хочу, – он опять взял было шутливую ноту, хотя быстро почувствовал неуместность такого тона. Но и сразу всерьёз допрашивать пришелицу, – откуда, мол, куда и почему, ему что-то мешало. Так бывает, когда вдруг прилетит и сядет совсем рядом какая-нибудь вольная серенькая птичка-невеличка, и ты стоишь, боясь слово сказать или ногой двинуть – чтоб не улетела…

Он выложил на стол высокий термос и несколько пакетов, один из них, большой и помятый, сразу положив к стене, поближе к двери.

– Это для медведя… начинающего, – опять сбился он на шутку. На этот раз Вера снова попыталась как-то немо засмеяться и даже встала с лавки.

– А я знаю, про кого вы говорите. Про щенка. Я ведь как сюда, в дом ваш, попала. Шла по улице, а тут собаки, свора целая. Я испугалась, одну ка…итку толкну – закрыта, другую… А ваша открылась.

«Вот Мироныч даёт, и калитку не запер!» – уже бездосадно подумал он.

– Да ты садись за стол, а я щас попробую воды в колодце набрать, тут рядом, на соседской даче…

Он взял пластмассовое ведерко, вышел во двор, перемахнул через редкозубый заборчик, оказавшись на даче Мироныча. Размаскировав колодец, укрытый от разбойников старыми досками и плёнкой, открыл замок на сыровато разбухшей крышке и через минуту выудил из тихой тёмной глубины полведра серой, тяжело покачивающейся в помятом ведре воды.

Вернувшись, он заметил, что пакеты на столе уже не лежали кучей, видимо, Вера сначала хотела как-то образить стол, но потом не решилась. Она по-прежнему сидела у стены на лавке.

– Вот так, порядок… – сказал он, – где-то тут мыло, умывальник, щас мы его подвесим на улице на законном летнем месте. Пойдём, пойдём, руки сполоснём.

– А если кто-то увидит вдруг? – Вера нерешительно смотрела на него.

– Чего увидит? – не понял он.

– Ну… меня ж тут никто не видал никогда… С вами…

– Вот и поглядят. Скажу, племянница помогать приехала.

Возясь с хоботком умывальника, он не заметил, как при слове «племянница» глаза Веры вздрогнули и, чуть блеснув, стали даже другого цвета, вернее, как бы вернулись из вынужденно-тёмного в привычный и естественный. И когда он, наладив умывальник, глянул на неё, то удивился посветлевшему лицу и чуть зеленоватым глазам. Ну, может, превращению этому способствовало и солнышко, неожиданно осветившее залепленное газетами кухонное окошко.

– Вот и погодка налаживается. – Он аккуратно снял с гвоздиков, вбитых в раму, пожелтевшую, в плесневелых оспинках, газету. – Да будет свет! Ну, пошли, пошли… Полотенце чёрт знает где искать, вон возьми какую-нибудь тряпку почище. Там их узел целый, в комнате на диване.

Через пару минут они уже сидели друг напротив друга. Это было чем-то похоже на то, как незнакомые попутчики, ничегошеньки не зная друг о друге, собираются поесть за неказистым столиком старого плацкартного вагона.

– Значит, собаки загнали тебя сюда?

– Ну да… Они, когда поняли, что я им поесть ничего не дам, дальше побежали, а одна… жёлтая такая, с щенком лохматым, представ…яете, – протиснулась сквозь пруты калитки, и ко мне… Я к дому… дверь машинально дёрнула, а она открылась…

– Да уж… Калитка открылась, дверь, пожалуйста… Заходите, мы вам рады. Председатель наш очень гостеприимный руководитель.

Вера совсем не поняла слова о каком-то председателе, но явно смутилась, услышав в его голосе раздражение.

– Ты ешь, ешь. Я не к тому… – Он подлил ей чая в дымящуюся теплом железную кружку, которую она держала двумя руками, согревая крепкие, даже грубоватые ладони, не по-девичьи коротковатые пальцы с тёмными подногтёвыми дужками.