Вступление

   У последнего поворота тропы Василий остановился, не сходя на песок. Показал пальцем на длинный ангар с края комплекса, весь в сверкании стекол, только открытая дверь прорезана черно.

   - Вон зал тренажерный. Яшка там тебя ждет. Он вообще там всегда. Кабинет у него, и все такое.

   - Ты не идешь?

   Василий опустил голову, помолчал. Сказал неохотно:

   - Я там раньше часто, с пацанами. Щас уже не буду, вырос. Не хочу. Из-за Наташки. Ты сам.

   - Ну, хорошо, брат. Иди обратно, я сам.

   Обходя Васю, пихнул его легонько в плечо, улыбнулся. Вася не улыбнулся в ответ.

   Идти по песку снова было жарко. Витька даже разозлился слегка, то расстегивайся, то снова кутайся, вот уж крымская зима!

   Когда почти подошел, из черного входа вывалились две фигуры. Высокий парень, в спортивном костюме и накинутой на плечи дубленке и девушка в шубке, кудрявые волосы подобраны спортивной лентой. Облокотились на ажурные перила, закурили, глядя, как увязает в песке каждым шагом Витька. Парень, отвернувшись, крикнул внутрь:

   - Яков Иваныч, к тебе, кажется, человек!

   И, что-то изнутри услышав, замахал рукой, как бы подтаскивая Витьку. Отвесил поклон. Витька кивнул, проходя мимо, и, утонув на секунду в запахе пряных духов и свежего пота, услышал, как захихикала девушка на слова парня. Что-то о фотографе сказал тот.

   Пройдя темным коротким коридорчиком на гулкие звуки голосов и тяжкого бумканья металла, Витька ступил в светлый зал и остановился. Снова припомнилось детство, школьный спортзал, чисто вымытый, блестящий окнами, космическими шкурами распластаны в углу маты. Голоса ласточками взлетали под высокий потолок и метались там, вперемешку со смехом, когда кто-то валился на черный мягкий глянец, не удержав стойку или мостик.

   …В этом спортзале не было свистка физрука и детских голосов. Сверкая никелем, металл говорил свои тяжкие бумм, когда аккуратно роняли на мягкий пол штанги; звякали мощно грузы на стальных мускулах пружин. Коротко переговаривались тренирующиеся. В магнитофоне на подоконнике заливался соловейкой какой-то итальянец из прошлого, кажется Тото Кутуньо. И Витька, осматриваясь, подумал, что Яша старше его лет на десять, а может и на двенадцать. Вокруг, в запахе пота и дезодорантов, в такт сверканию никеля и хрома, двигались коричневые колени и руки, выдвигались вперед от напряжения челюсти, дрожали от нагрузок выгнутые спины. Все двигалось без перерыва, мерно, по правилам. И не похоже было на безумие зеленой вольной воды среди серых камней.

   - Вот он! Вот он, наш парень!

   Из мерности и бумканья возник Яков Иваныч, в широких спортивках и белой майке, с полотенцем на круглых плечах. Улыбнулся широко и сразу стал Яшей. Только солнце тихонько показывало в темных густых кудрях - вот стальной ниточкой седина и вот, и здесь. Но так хороша, естественнна была улыбка, что седина казалась ненатуральной, и хотелось улыбнуться в ответ, подмигнуть лукавым темным глазам.

   Яша протянул руку, зашевелив толстыми змеями мускулов по ней.

   - Рад, рад.

   - А я не очень, - честно сказал Витька. Но глядя в мальчишеские теплые глаза, руку пожал.

   - Витюха, ну прости, ерунда. Сейчас мы с тобой посидим с минералочкой, кофейку попьем, я все тебе объясню. Еще смеяться будешь!

   Витька руку отпустил и только сейчас заметил, что Яша стоит перед ним не один. Девушки - правая и левая, в коротеньких трусиках, в белых спортивных гольфах и маечках с яркими картинками, юные, чистые и свеженькие, блестя глазами из-под спортивных козырьков, такие хорошенькие и такие одинаковые в длинноногости своей, что просто - правая и левая. Улыбались, переминались с ножки на ножку, поводили плечиками, рассматривали.

   Вот же он какой, поразился Витька, все застил, и девчонок не разглядеть за его сволочным обаянием.

   - Томочка, Риточка, - Яша не отводил глаз от Витькиного лица, а девочки сразу перестали переминаться и вытянулись в струнку с веселой готовностью, - нам в кабинет минералки, кофе, винограду немножко, ага, грейпфрутик прихватите, что-то давление у меня скачет сегодня. И, если закончили с тренажерами, то на массаж.

   - Яков Иваныч, а солярий? - протянула то ли Томочка, то ли Риточка.

   - Кыш, мелочь. Вчера позагорали и будет!

   И он под руку потащил Витьку через зал, кивая, покрикивая, давая на ходу советы.

  

   Дверь закрылась и все звуки присмирели, металл заговорил вполголоса, чтоб не мешать двоим. Но Витька этого и не услышал. Не увидел, как внимательно смотрит на него Яша, обойдя стол с модной прозрачной столешницей и упав в дизайнерское полукресло. Лишь краем глаза зацепил огромный снимок на стене, кто-то там с ногами и платье блестит золотом, улыбки сверкают в объектив, но - потом, потом. Потому что на стекле, поверх вытянутых яшиных спортивок, черным, замкнутым в молчании зверьком лежала его фотокамера. Рядом бумажник и корчневая кожица паспорта. Но они просто лежат, а фотоаппарат молчит, замкнут. Обиделся.

   Витька спрятал руки за спину, как школьник, спохватился и сунул в карманы куртки.

   - Ты садись, в ногах правды нет. Видишь, все целое твое. Даже фотки целы.