Помню, Хрусталев впервые явился ко мне в валенках, ватных брюках, пальто, перешитом из солдатской шинели. Я попросил его хоть как-то переодеться, чтобы идти в суд в относительно приличном виде, и он, конечно, где-то одолжил разномастную одежду, не удовлетворившую ни меня, ни тем более судей, перед которыми мы вскоре предстали. Говорю к тому, что у той истории, как в сказке о Золушке, будет счастливый конец, и однажды мой Хрусталев наденет на ногу «хрустальный башмачок» (простите за невольный каламбур: бывают же совпадения!).
В Москву искать правду Хрусталев приехал из Янги-юля; откровенно сказать, я до сих пор не знаю, есть ли в Узбекистане город с таким названием, я же запомнил город по звуку, как иногда запоминают мотив песни, не зная нот, но обладая музыкальным слухом, вот я и запомнил: Янги-юль, теперь и вы можете это сделать, если получится.
В дело я вник довольно быстро, сориентировался и через месяц… проиграл процесс в народном суде. Потом начались бдения, о которых скажу кратко: удалось отменить решение народного суда, перенести дело в городской, проиграть там, потом перенести в Верховный, тоже проиграть, но вновь отменить решение, и наконец через полтора года мы получили на руки благоприятное решение Верховного суда страны. Победа! Хрусталев крепко пожал мне руку и исчез из поля зрения на несколько месяцев.
Приготовьтесь, читатель, это «ружье» еще выстрелит, не зря я веду разговор не просто о деле Хрусталева, а о «взятке». Кстати, мне еще следует объяснить, почему слово «взятка» я беру в кавычки: потому, что в этой истории деньги были, но взяткой их считать нельзя, так как адвокаты не могут получать взятку, это удовольствие принадлежит только должностным лицам, адвокаты же таковыми не являются: они не могут ничего дать или не дать, выписать или не выписать, разрешить или запретить. Бывали, правда, случаи, когда адвокаты несли уголовную ответственность как посредники при передаче взятки (например, судье), их судили (довольно редко, но судили). А в обычных вариантах подобные деньги были «благодарностью», как чаевые таксисту или официанту. Адвокаты называли «благодарности» между собой почему-то «микстами», а почему, я не знаю, зато знаю, что микстом зовут теннисистов, когда в паре играют мужчина и женщина, есть еще «миксер» (смешиватель, если не ошибаюсь), вероятно, по аналогии, и эти деньги приходят к адвокатам, как бы смешиваясь с официальными, внесенными клиентами в кассу консультации, отсюда и «микст».
Прошел год. Я был признан адвокатами «своим», рисовал стенгазету, активно дежурил и принимал клиентов, количеством судебных дел, правда, похвастать не мог. Но вот как-то заехал к вечеру в консультацию специально для того, чтобы «в лицах» рассказать коллегам забавную историю, только что со мной происшедшую: о визите домой к одному клиенту. Лавры Гершуни казались мне по плечу, тем более что в данном случае я был его прямым наследником; ведь и дело о разводе передал мне Яков Исидорович, и как бы предоставил свою благодарную аудиторию. Суть истории такова: перед бракоразводным заседанием суда мне следовало составить список вещей, которые мой клиент добровольно отдавал бывшей супруге (которую он называл не иначе как «щучкой»), и список вещей, оставленных у себя. Вообще-то адвокаты по домам клиентов обычно не разъезжали, но тут я сделал исключение из уважения к клиенту, не говоря уже о моем «писательском» интересе (и был за это вознагражден): моим клиентом был замечательный баритон, солист Большого театра, народный артист СССР. В середине дня я сидел у него за журнальным столиком и записывал то, что он диктовал, прохаживаясь по нескольким комнатам огромной квартиры в махровом халате и в шлепочках (вполне домашний вариант), одновременно распеваясь к вечернему спектаклю в Большом. Получалось примерно так: «Пишите, серва-а-а-а-ант, — с модуляцией голоса от „до“ через „фа“ к „си“ и обратно, причем на мотив арии Мефистофеля „люди гибнут за металл“, — я этой бля-я-я-а-о-у-ю-диии не дам ни за как-и-и-е коврижки-и-е-о-у-и-и, а вот телле-е-ви-зо-а-о-о-ор пусть бере-е-е-у-е-ет!» — с добавлением уже речитативом соленого русского слова. Все это я и «показывал» адвокатам и клиентам, которые вообще-то могли ходить в консультацию, как на спектакли.
В это мгновение меня прервала Зинаида Ильинична. Обратив внимание на какого-то человека, стоящего на пороге комнаты: «Валерий Абрамыч, к вам посетитель!» В посетителе я не сразу узнал Хрусталева. Он был одет во все новое, причем купленное в магазине «Москва», да еще за один присест: от штиблетов до фетровой шляпы, и носовой платок, я думаю, был приобретен одновременно с прочими носильными вещами. Так, измученный бедностью человек может однажды, получив очень большие деньги, явиться в некое торговое место и в один момент начать новую жизнь, ни на минуту не откладывая возможности сразу преобразиться, что называется, из грязи в князи.