Вторая клятва

— Молчишь, потому что не знаешь, что сказать? — прищурился бывший наставник. — Пригрелся тут, у гнома за пазухой? Понравилось? Ничего, сделаешь все чисто — можешь оставаться. Вряд ли ты нам еще понадобишься. Разве что сам захочешь, по работе соскучишься…

Эрик продолжал молчать. Молчать неистово, истошно. Всем своим молчанием голося: нет, нет, нет! Он не будет! Не станет! Его не смеют заставить!

Но он уже знал, что это бесполезно. Будет. Станет. Смеют. Тоскливая обреченность развернула свои пыльные крылья, угрюмая неизбежность наклонила рога…

— Не провожай. — Ледгундский агент поднялся. — Если все же засветишься, но сумеешь сбежать, я тебя найду и возьму обратно. Обещаю. Сделай это! Убей чудовище! Срази его! — бросил он и исчез за дверью.

Та захлопнулась, как крышка гроба.

Эрик медленно вдохнул, затем выдохнул, рука сама собой нащупала ланцет и крутанула его в пальцах.

«Надо было его убить… убить… как же, его убьешь… самого себя и то проще… или сэра Роберта… сэр Роберт не агент, он рыцарь… он, конечно, кой-чего нахватался от своих людей, но все равно рыцарь есть рыцарь. Убить его будет нетрудно. Не трудней, чем серенаду сложить».

«Вот только сможешь ли ты потом сложить хоть одну серенаду? Убить человека, а потом улыбаться его друзьям. Да. Ты умеешь это. Тебя хорошо этому научили. Вот только… Ты никому еще не лгал здесь, в Олдвике, именно поэтому ты и был здесь счастлив, а если начнешь… это будет тот же самый фаласский храм! И никакого Олдвика для тебя больше не будет. Никогда».

«Но я же не собираюсь этого делать! — истерически взвыл кто-то в его голове. — Ведь не собираюсь же…»

Эрик заметался по кабинету.

«А что ты еще можешь сделать? Разве что покончить с собой. Но это не спасет ни твою девушку, ни детишек наставника. Это никого не спасет. А лорд-канцлера все равно убьют. Раз он сказал, значит, убьют».

Эрик остановился. Приказал себе остановиться. Заставил себя.

«Я не смогу лгать Энни. Кому угодно, даже наставнику, но не ей…»

Несколько имевшихся в наличии грязных пробирок были немедленно замечены и тотчас вымыты. Доведены до немыслимой чистоты. До сияющего совершенства.

«Тогда убей сэра Роберта и покончи с собой».

«И бросить ее одну?!»

Дрогнув, Эрик взялся за чистые пробирки. Их не требовалось мыть. С ними и вообще ничего не нужно было делать. Вот только ему какие-то действия требовались как воздух. Просто чтобы не сойти с ума. Когда-то его учили оставаться спокойным в любой ситуации. Плохо, видать, учили. Или… для того, чтобы как следует прятать душу за пустотой, лучше всего вовсе не иметь души? Тогда это не к нему. У него так никогда не получится.

«Я не могу ее бросить!»

«А у тебя есть выход? Или ты хочешь, чтобы она умирала в руках палачей секретной службы?»

— Нет выхода… нет выхода… — белыми губами шептал Эрик, не замечая, что ланцет глубоко пропорол его руку и кровь хлещет на докторский стол.

Мне так хотелось предать, чтобы спасти… предать немногих заблуждающихся, чтобы спасти всех остальных. И что же? Исполняя клятву, я должен убить того единственного человека, который способен мне помочь. Научить меня предавать правильно.

Я должен сжечь единственный мост, ведущий к спасению?

Должен. Я давал клятву.

А не пошла бы она, такая клятва?

А не пошла бы. Клятва есть клятва. Давший ее обратного пути не имеет.

Эрик тяжко вздохнул. Выхода не было. Выбора тоже. Данная когда-то клятва нависла могильной плитой. Нависла и придавила. Бейся не бейся — на белый свет не выберешься.

«Лорд-канцлера, потом себя», — решил лазутчик в его голове. И вздрогнул. Кто-то безымянный смотрел на него из мрака нескончаемой ночи. Кто-то, кого раньше не было. Лазутчик не знал, чего от него ждать.

Это он, пытаясь успокоиться, методично перемыл все имеющиеся в наличии пробирки. Это он словно молитву бормотал сейчас «О свойствах лекарственных трав». Он был неведомым, словно новая земля. Совсем новым. Чужим. Лазутчик прикинул, не удастся ли его ликвидировать, оставшись в живых. И не нашел способа. Чужак был неотъемлем и при этом мешал, как третья нога или вторая голова. Лазутчик озабоченно нахмурился. Чужак мог помещать выполнению задания.

Эрик встал, перевязал руку и вытер залитый кровью стол.

— Обедать пора, — чужим голосом сказал он.

«Никто не должен заподозрить. Никто. Значит, с Энни видеться нельзя, да и с остальными лучше поменьше сталкиваться. Скажем, у меня от перенапряжения голова разболелась. Может же быть такое? Еще как может».

«Сделай это! Убей чудовище! Срази его!»

* * *

Земля была черная, а день светло-пасмурный.

В городе снег уже стаял, а здесь, в Олдвике, в тени стен еще притаились снежные кротовые горки. Из них еще может вылезти зима. Вылезти, нахмурить густые брови, грозно подбочениться и… залезть обратно. Слишком уж вокруг тепло и солнечно, чтобы развернуться как следует. Всласть зима погуляла, без счета швыряя снежное богатство, истощила силушку, опустошила кошель, куда ж ей теперь с таким похмельем да пустой мошной на белый свет выбираться? Нет уж, лучше сидеть в тени, отдыхать да силы копить. Ничего, в следующем году она себя покажет.