— Хорошо, Нэй, — он снова выдвинул очередной ящик, принялся смотреть карточки, но при этом продолжал говорить: — Гражданская война закончилась, негры получили свободу, но на самом деле это была фикция. Нас как убивали, так и убивают до сих пор. И нам троим: моему отцу, мне и младшему брату угораздило спасти от таких же негров молодую белую девушку и ее парня. Даже пару долларов в благодарность получили. А ночью нас прихватили и даже тех идиотов тоже, ну и никакого суда, а почти сразу петлю на шею и «фи-ни-та ля комедия». А знаешь, какая причина? Мы просто дотронулись до нее и его. Просто дотронулись до белых людей! А как мы бы их развязали? Честно говоря, так и не знаю, что произошло и почему, но и доллары приписали, вроде как мы их ограбили! В общем, тащат нас к виселице, и тут отец разрывает путы, он у меня силач был, двух охранников головами стукнул, ну и закричал: «Бегите!» Ну, мы все и побежали! Смотрю, речка — прыгаю и чувствую, что в голову то ли камень, то ли пуля, а в следующее мгновение меня уже кто-то вытаскивает из воды! Ну, думаю, теперь все, конец мне пришел. Но ни криков, ни ударов, а рядом Аброскил сидит, тоже весь мокрый. Это он меня из воды вытащил. Говорит, хотел утопиться, а тут моя голова перед ним возникает, — усмехнулся Том. — В общем, в один день попали в этот Мир. И подумали, а чем черт не шутит, пойдем искать жизни в этом Мире. И как видишь, нашли.
Он выдвинул очередной ящик и, передвигая карточки, проговорил:
— Очень яркий беретик, даже в карандаше. И кажется мне, что видел я его или даже рисовал.
— Да, вещь запоминающаяся. И когда я рисовал портреты, даже самому эта вещица показалась любопытной.
— Портреты, кстати, очень хорошие. У тебя талант!
— Это не я рисовал, а друг, но моей рукой…
— Как это? — Том отвлекся от картотеки и с удивлением взглянул на Нэя.
— Иногда мы с ним общаемся, — и это была истинная правда. — Только это не совсем нормальное общение.
Том усмехнулся:
— Нэй, я уже давно понял, что здесь, в этом мире, на Каракрасе, все немного ненормальные. Так что это вполне нормально, — выдернул очередную карточку. — Вот, нашел.
И они двинулись по коридору между стеллажами, но уже по левому от центрального. И в обратную сторону, ко входу в Архив. Том держал в руке две карточки: и на Буга Дарби, и на Арфо Кута. Так что в этом вопросе для Нэя ни оказалось никаких таинственностей. Шли, и Том постоянно сверял номера на карточках и на стеллажах. Чтобы не пропустить нужный.
— Том, хотел спросить, а как вы старите портреты?
— Старим?
— Люди ведь стареют.
— А-а-а! В этом смысле! — улыбнулся тот. — По большому счету никак, — и пожал плечами. — То есть у нас нет задачи рисовать портреты каждые десять лет, например. Но очень много адептов сами приезжают в Цитадель на праздники. На Карнавал. Тогда мы предлагаем нарисовать портреты по новой. Иногда присылают нам портреты, написанные маслом. Правда, некоторые, хм… такие, что даже Абр, поборник несколько своеобразной свободы тела, не берется выставлять их в нашей Картинной галерее, — он хохотнул. — Там такое порой! Но, в основном, как я говорил, портреты такие, какими мы видели адептов в первые годы их жизни в Ордене. Здесь, — он остановился и свернул уже в межстеллажный коридорчик.
Нэй двинулся за Томом, но неожиданно замер, а потом ускорил шаг. Обогнал Архивариуса и подошел к столу возле стены, на котором возвышалась всем своим черным корпусом…
Вещь, которая здесь вообще не должна была быть! Вообще находиться тут никоим образом!
С ума сойти!
Копировальный аппарат!
«Челюсть нужно привязывать, Нэй!»
— Это то, о чем я подумал? — проговорил чуть охрипшим от удивления голосом Нэй.
— Ну, если ты думаешь, что это ксерокс, тогда да — это ксерокс, — Том наконец выдернул толстую папку с полки и двинулся к Нэю. На столе, где стоял ксерокс, было еще место для папки. Для папок.
— И эта штука работает? — тот говорил, но не дотрагивался.
— У меня создается впечатление, что ты тоже попаданец. Для этого мира ты слишком много знаешь.
— Учителя у меня были хорошие… ну, почти попаданцы.
Том понимающе хмыкнул:
— Когда-то работала, но некоторые детали сгнили, а заменить их смысла не было, так как он жрал столько энергии, что становилось страшно. Один час — стандартная синька, а это очень много. Но не выкинули, как память о странном времени и странном месте, в котором может появиться любая странная вещь.
Да, Нэй знал, почему гнили детали у такой техники. Так как к ней прикасаться могли только попаданцы, точнее, люди знакомые с этими технологиями, или как их еще называли, «стрелки» — могли быть жителями и этого мира. Прикосновения всех остальных как бы не были заметны поначалу, но потом разрушение шло в нарастающем темпе, и такая техника отключалась, ломалась.