Вторая любовь всей моей жизни

Я до сих пор жалею, что не говорила ему об этом чаще. Мне повезло: я любила и была любимой. Но не следовало принимать это как должное. Если посчастливиться когда-нибудь снова полюбить, я буду крепко держаться за это чувство, потому что знаю, что значит потерять его. Не думаю, что любить – значит отпускать. Это значит – ценить любовь, пока она есть в твоей жизни.

Я свернула фотографии и заблокировала телефон. Пора выходить.

Стук в дверь испугал меня, я открыла и увидела Роберта в черной рубашке и штанах. Он провел рукой по волосам, приветствуя меня.

– Я подумал, мы могли бы пойти вместе.

Я надела джинсовую куртку, взяла сумку, закрыла дверь, и мы отправились к Эмме и Джону. Я постаралась не думать о том, что теперь это еще больше похоже на свидание. Я знаю, что это – не свидание, и Роберт тоже знает. Надеюсь, что знает, во всяком случае. Я мельком взглянула на него, поняв, что он тоже молчит. Наверное, мы оба нервничали.

Вечер был прохладным. Солнце опускалось все ниже. Город был наполнен людьми, которые большую часть жаркого дня провели на пляже. Эмма и Джон жили в центре Толтинга недалеко от Хай-стрит в трехэтажном доме, похожем на тот, в котором жили мы с Лукасом. Окна их спальни выходили на пляж. Джон с широкой улыбкой распахнул для нас дверь.

– Хвала небесам, – произнес он, указывая себе за спину. – Она уже на кухне.

Он поцеловал меня в щеку, пожал Роберту руку и поблагодарил за красное вино. Джон подтолкнул меня вперед в сторону кухни и повел Роберта в гостиную.

Их дом был наполнен всякой всячиной. Они постоянно собирали безделушки. Везде были фотографии, множество подушек и непонятное изобилие часов. Стены белые, пол покрыт полированным деревом, но все невероятно загромождено. Дом пропах духами Эммы, но сегодня этот аромат был смешан с ароматом баранины. Я открыла дверь в кухню.

– Эй-эй!

Эмма повернулась.

– Он пригласил тебя только для того, чтобы ты помогла мне готовить, так ведь?

Я рассмеялась:

– Ты снова подслушивала его телефонный разговор, так ведь?

Она пожала плечами:

– За ним нужен глаз да глаз. Вино на столе. Я думаю, что все получается, но рецепт просто бессмысленный. Вот почему у меня что-то не выходит: они делают рецепты, которым невозможно следовать. Кстати, он написан не на французском?

Я налила нам по бокалу и подошла к духовке. Уменьшила температуру, поскольку она выставила слишком высокую и баранина наверняка сгорела бы. Я вытащила посудину и заглянула внутрь. Выглядело неплохо, только немного водянисто. Я помешала и сгустила, добавив чуть больше вина и трав, прежде чем поставить обратно в духовку. После того как я убедила подругу, что все в порядке, и пообещала, что не расскажу Джону, что баранина без меня сгорела бы, мы направились в гостиную к Джону и Роберту.

– Все в порядке? – спросил Джон, глядя на меня с надеждой.

– Господи Иисусе, – сказала Эмма, толкая его локтем в ребра. – Я не безнадежна. Правда, Роуз?

– Будет очень вкусно, – ответила я дипломатично, садясь возле Роберта на диван напротив них.

Я сделала глоток вина и заметила, что Эмма без бокала. Она спрашивала Роберта о работе, и внезапно все звуки стихли… Я помню фото нашей четверки, на которое я смотрела дома, и некоторые моменты той ночи всплыли в памяти. Разговор о том, что девочка, с которой мы ходили в школу, уже родила ребенка. «Нам нужно забеременеть в одно и то же время», – твердила Эмма. «Вы не сможете справиться с этим вдвоем», – сказал Джон. «Уверен, наш малыш будет круче, чем ваш», – добавил Лукас, ухмыляясь.

Я вскочила и извинилась, выбегая в ванную. Мне нужно принять это. Я должна поддержать Эмму, но если они хотят завести ребенка, то… Мы не забеременеем в одно и то же время.

Я проглотила рыдания и умылась. Я не могу потерять лицо перед всеми. Я почувствовала себя ужасным другом. Вежливый стук заставил меня подпрыгнуть. Эмма приоткрыла двери, и я выругалась про себя, что не заперлась.

– Роуз?

– Со мной все хорошо, просто стало жарко, вот и все.

– Я всегда вижу, когда ты врешь, забыла? – я посмотрела в зеркало, глядя на ее отражение позади меня. Она выглядела такой взволнованной; я почувствовала вину. Я не хотела, чтобы это становилось между нами.

– Ты ведь не пьешь?

– Я слышала, что это может помочь.

– Ты не говорила мне об этом.

– Нет, – она присела на край ванны. – Я же вижу, как ты реагируешь, когда я упоминаю что-то, что имеет к детям какое-то отношение. Я просто подумала, ты не хочешь говорить об этом, не хочешь ничего знать. И мне понятно это, честно.

– Мы всегда обо всем говорим, – слабым голосом возразила я. Как же неприятно было осознавать, что будущий малыш мог встать между нами. Но я не знала, что делать. Мне не хотелось завидовать, не хотелось возмущаться. Она ни в чем не виновата. И мне это было прекрасно известно. Но оказалось сложно побороть собственные чувства.

Я медленно повернулась:

– Думаю, нам лучше вернуться в гостиную.

Эмма закусила губу и поднялась.

– Скажешь, если можно будет поговорить об этом?

– Не «если», а «когда», – пообещала я, надеясь, что для разговора я смогу в скором времени собраться с силами.