Вторая любовь

— Гостиная нуждается в хорошей уборке, — сказала Мама Рома. — Комната Кармина тоже, но с этим можно подождать. Он теперь редко остается ночевать. — Она постучала по дверце стенного шкафа. — Пылесос здесь. Там же швабра и тряпки для пыли.

«Черт меня побери! — думал Сонни с нарастающей тревогой. — Она же не может говорить серьезно! Чтобы я занимался уборкой?»

— Видите ли, я вроде как немного спешу… — начал он.

Мама Рома взмахом руки отмела его возражения.

— Вот в чем беда молодежи, вечно все торопятся.

— Да, но…

— Мне нужно вернуться вниз, — сказала женщина.

— Но…

— Я быстро вернусь, ты и оглянуться не успеешь. А пока, за уборку, — ее таза хитро сверкнули. — Мама спасла тебя от Марко. Верно?

— Ну, да…

— Теперь ты можешь расплатиться за услугу.

— А как же с Кармином?

— Когда я вернусь.

И Мама Рома вышла.

Сонни остался стоять, его просто распирало от гнева.

— Черт! — заорал он, ударом ноги посылая жестяное ведро в полет по линолеуму. — Как это, будь я проклят, меня угораздило в такое вляпаться? Я же не долбаная горничная!

Китаец оглядел гостиную, слишком ярко освещенную двумя настольными лампами, обстановку, дешевую и кричащую, оскорбляющую глаз своей чрезмерно витиеватой поддельной «резьбой по дереву». Мягкая мебель была упакована в плотные, светлые, застегнутые на молнию виниловые чехлы. И в отличие от картин в ресторане здесь живопись оказалась ужасной. Ковер машинной работы с портретом братьев Кеннеди, Джона и Роберта — на одной стене. Тканый портрет священника — на другой. Небо Нью-Йорка, вышитое на черном бархате, усыпанное мигающими огоньками.

Единственной достойной вещью в комнате оказался телевизор — гигантское сооружение с экраном в сорок дюймов фирмы «Мицубиси».

«Вероятно, упал с грузовика, — не без сарказма подумал Сонни. — Либо так, либо Кармин купил его».

Кармин!

Что-то она такое сказала! Что-то насчет комнаты Кармина…

Господи, Кармин!

Сердце Сонни гулко застучало о грудную клетку. А вы еще говорите об удобном случае. «Мне возможно удастся узнать, кто же такой этот киллер на самом деле!» — в эйфории думал Фонг.

Китаец подошел к двери, по всей видимости, ведущей в спальню, и открыл ее. А вдруг это комната Кармина?

Ему тут же ударил в нос резкий застоявшийся запах табачного дыма. Здесь недавно выкурили сигарету. День-два назад, не больше.

Прежде чем зажечь свет, Сонни осторожно опустил жалюзи.

В этой комнате не нашлось места никаким украшениям или мишуре. Дуб и черное дерево, отполированная старинная бронза кровати приятно поблескивает, в книжном шкафу полно книг. На туалетном столике переносной телевизор «Сони», видеомагнитофон и стереоустановка с автоматической сменой дисков.

Кровать недавно перестилали, а на одной из прикроватных тумбочек примостились лампа для чтения, чистая пепельница, открытая пачка «Кэмел», требник в переплете из черной искусственной кожи — им явно часто пользовались — и роман Альбера Камю «Чума». С другой стороны кровати расположилась такая же лампа, телефон с автоответчиком и фотография Мамы Ромы размером восемь на десять дюймов в серебряной рамке.

На Сонни накатила волна радостного возбуждения. «Комната Кармина! — Ему едва удавалось сдерживать себя. — Это точно она!»

Уверенный в том, что по выбору книг легче всего узнать личность человека, Фонг прямиком направился к книжному шкафу.

Прежде всего его сразила почти патологическая страсть к порядку. Кармин расставил документальные повествования по содержанию, биографии — в алфавитном порядке в соответствии с фамилией героя книги, а романы — в алфавитном порядке по фамилиям авторов.

Сонни просмотрел названия.

Исторические труды были представлены «Средневековыми цивилизациями» Нормана Кантора и серией в четырех томах «Мировые кризисы» Уинстона Черчилля. Среди биографий попадались только извращенные умы — Аттила, Калигула, Адольф Гитлер, Чингисхан и Иосиф Сталин.

«Очень мило, — иронически подумал китаец, — рыбак рыбака видит издалека».

Но больше всего его изумил подбор художественной литературы. Перед ним выстроились тома, начиная с Джеймса Эйджи[15] и Владимира Набокова до Марселя Пруста, Льва Толстого и Эмиля Золя.

Самая нижняя полка была отдана во власть грампластинок. Итальянские оперы в альбомах. Карузо и Марио Ланца на пластинках в 78 оборотов, Каунт Бэйси, Элла Фицджералд и Билли Холлидей на 33-х оборотах. Там же Тони Беннетт, Вик Дэмон и Синатра.

Сонни улыбнулся про себя. Медленно, но верно перед ним вырисовывался образ Кармина.

Если судить по фотографиям, то убийце было около тридцати лет, волосы темные. Если судить по книгам, то он интеллектуал, интересующийся историей, и его мучительно влекут к себе подлинные монстры. Требник говорит о том, что этот парень время от времени ходит к мессе, а может быть, делает это и регулярно.