Вторая мировая война

13 марта я согласился отложить свое намерение обратиться непосредственно к Сталину, но я умолял Рузвельта позволить нашим послам поднять вопросы, перечисленные в предложенном мною проекте послания. Я был уверен, что, если мы не убедим русских согласиться с этими основными вопросами процедуры, вся работа, проделанная нами в Ялте, окажется напрасной.

Я опасался, что инструкции Рузвельта его послу не дадут больших результатов или вовсе ни к чему не приведут, так как единственное определенное предложение, которое они содержали, касалось установления перемирия между польскими партиями. В этом вопросе мы оба можем оказаться в крайне невыгодном положении. Русские сразу же начнут утверждать, что поляки, настроенные против люблинского правительства, нарушают это перемирие и что поэтому и люблинское правительство нельзя заставить соблюдать его. Не было у меня и основания сомневаться в том, что некоторые сторонники польского правительства в Лондоне, в особенности представители крайне правого подпольного течения – так называемого НСЗ («Народове Силы Збройне»), – действительно могут дать русским и люблинскому правительству повод для таких утверждений.

Все это я изложил в личной телеграмме и в заключение написал:

Премьер-министр – президенту Рузвельту

13 марта 1945 года

В Ялте мы согласились с мнением русских относительно линии границы. Польша утратила свою границу. Должна ли она утратить теперь свою свободу? Вот вопрос, на который, несомненно, придется дать ответ в парламенте и общественности нашей страны. Я не хочу предавать гласности расхождения во мнениях между английским правительством и правительством Соединенных Штатов, но мне, конечно, пришлось бы ясно заявить о том, что мы оказались перед лицом величайшего провала и полного срыва решений, принятых в Ялте, а также о том, что мы, англичане, не располагаем достаточными силами, чтобы двигать это дело дальше, поскольку мы исчерпали свои возможности. Как только Молотов увидит, что он отстранил нас от всего процесса консультаций между поляками относительно формирования нового правительства, он поймет, что мы будем вынуждены соглашаться на все. С другой стороны, я считаю, что если мы будем сообща оказывать упорное давление и проявим настойчивость в том же направлении, в каком мы действовали до сих пор и в соответствии с предложенным мною проектом послания Сталину, то вполне вероятно, что мы добьемся успеха.

На эту телеграмму пришел весьма аргументированный ответ, который, несомненно, был подготовлен государственным департаментом после того, как 8 марта в Вашингтоне получили мою пространную телеграмму.