Вторая мировая война

Президент Рузвельт – премьер-министру

16 марта 1945 года

Я не могу не проявлять беспокойства в связи с теми соображениями, которые Вы высказали в Вашей телеграмме от 13-го. Мне непонятно, что Вы имеете в виду, когда говорите о расхождениях между нашими правительствами в вопросе о переговорах относительно Польши. С нашей стороны, несомненно, нет никаких признаков расхождения в политике. Мы обсуждали лишь вопрос о наиболее эффективной тактике, и я не могу согласиться с тем, что мы оказались перед срывом ялтинского соглашения, пока мы не предприняли усилий, чтобы преодолеть препятствия, возникшие в ходе переговоров в Москве. Меня также удивляет Ваше заявление, что единственным конкретным предложением в наших инструкциях Гарриману является предложение об установлении политического перемирия в Польше. Эти инструкции, копии которых у Вас имеются, не только излагают наше толкование ялтинской декларации, но в них также подчеркивается, что комиссия сама должна согласовать кандидатуры поляков, которых следует пригласить для консультации, и что ни одна из трех групп, из которых должно быть составлено реорганизованное правительство, не может диктовать, кто из представителей других двух групп должен быть приглашен в Москву… Нашей основной целью… по-прежнему остается, не отступая, вновь двинуть вперед переговоры и разрешить в первую очередь тот вопрос, по которому эти переговоры зашли в тупик. Самым убедительным образом призываю Вас осознать, насколько важно незамедлительно согласовать инструкции нашим послам, с тем чтобы можно было возобновить переговоры… Имея это в виду, я изучил вопросы, которые Вы в вашем послании от 8 марта предлагаете послать на рассмотрение Сталину, и хочу в связи с этим сделать следующие замечания.

Мы согласны относительно пункта «а», в котором говорится, что варшавское правительство не обладает исключительным правом давать предварительные консультации по всем вопросам, и это предусмотрено нашими инструкциями Гарриману.

Я не думаю, что Молотов согласится с предложением, содержащимся в пункте «б», относительно того, что любой поляк может быть приглашен, если против этого не возражают одновременно все три члена комиссии. Я против выдвижения подобного предложения в настоящее время, так как это, по-моему, почти несомненно оставит нас в тупике, что лишь послужит на пользу люблинским полякам. Я также считаю, что требование о предоставлении свободы передвижения и связи вызовет ненужные дискуссии на данной стадии переговоров.

Относительно пункта «в» мы согласны с тем, что поляки, приглашенные для консультации, должны обсудить состав правительства между собой, в то время как члены комиссии будут председательствовать в качестве беспристрастных арбитров, насколько это возможно. Гарриман уже получил инструкции насчет этого, но он считает, и я с ним согласен, что это требование можно было бы выдвинуть позднее.

Относительно выдвинутого Вами пункта «г» (о прекращении всех принципиальных изменений в Польше) я высказал свое мнение в предыдущей телеграмме и продолжаю считать, что предлагаемый нами подход скорее обеспечит желаемые результаты. Что касается пункта «д» (относительно посылки наблюдателей), то Вы вспомните, что Молотов дал на это свое согласие, но испугался, когда Кларк Керр заявил, что Вы собираетесь послать многочисленную специальную миссию. Я готов включить в инструкции Авереллу формулировку, предложенную Вами в пункте «д».

Прошу срочно сообщить, согласны ли Вы с тем, что в свете вышеизложенных соображений наши послы могут действовать в соответствии с полученными ими инструкциями…