Читаем Вторая мировая война. (Часть I, тома 1-2) полностью

«В целях своего расширения Германия должна обращать свои взоры к России и в особенности к Прибалтийским государствам. Никакой союз с Россией недопустим. Вести войну с Россией против Запада было бы преступно, ибо целью Советов является торжество международного иудаизма».

У Черчилля достало прозорливости, не в пример некоторым его коллегам, отклонить приглашения встретиться с Гитлером. Британский политический деятель понимал, что именно этот человек более других способен зажечь факел европейской и мировой войны. Непримиримое поведение Черчилля по отношению к нацизму заслуживает уважения.

Советского читателя, несомненно, будут интересовать страницы, посвященные отношениям с СССР, оценкой его политики. Анализ дипломатии Москвы Черчилль, в частности, осуществляет под заголовком «Советская загадка». Описывая августовские советско-англо-французские переговоры 1939 года в Москве, автор пишет, что они провалились «из-за отказа Польши и Румынии пропустить русские войска». Позиция Польши была такова, пишет Черчилль: «С немцами мы рискуем потерять свободу, а с русскими – нашу душу». Автор «Второй мировой войны» тем не менее глухо говорит, что истинная причина кроется в нежелании Лондона и Парижа пойти на серьезные соглашения. Ответственность Сталина также велика. Думаю, именно тогда был упущен последний исторический шанс; в оставшееся время до 1 сентября 1939 года и 22 июня 1941 года уже, видимо, нельзя было кардинальным образом изменить стратегические решения Берлина.

Черчилль, конечно, не мог знать, что 4 августа советское руководство одобрило Инструкцию советской делегации на переговорах с военными миссиями западных демократий. Документ назывался «Соображения к переговорам с Англией и Францией». В «Соображениях...» рассматривалось пять вариантов, «когда возможно выступление наших сил». Причем Германия в документе именовалась «Главным агрессором». Позднее Черчилль вспоминал: Сталин в августе 1942 года говорил ему, что тогда, в тридцать девятом, ему сказали, что Франция в случае войны с Германией выставит около сотни дивизий. Сталин спросил, а сколько дивизий пошлет Англия? Ему ответили: две и еще две позднее. А мы, сказал советский диктатор, готовы выставить против Германии свыше трехсот дивизий.

«Нужно признать, – пишет Черчилль, – что это была действительно твердая почва...»

Если бы трое объединились, продолжает автор, и «сломали Гитлеру шею, или что-нибудь в этом роде – история могла бы пойти по другому пути». Черчилль делает вывод, который сегодня кое-кому кажется еретическим, что «нужно не только согласиться на полное сотрудничество России, но и включить в союз три Прибалтийских государства – Литву, Латвию и Эстонию. Этим трем государствам с воинственными народами, которые располагают совместно армиями, насчитывающими, вероятно, двадцать дивизий мужественных солдат, абсолютно необходима дружественная Россия...» Договор был подписан, но... не между СССР, Англией и Францией. В историю он вошел как пакт Молотова – Риббентропа. Черчилль, комментируя этот шаг, который по сей день вызывает ожесточенные споры, констатирует: «...только тоталитарный деспотизм в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт». Здесь же автор книги проницательно замечает о исторической хрупкости этого противоестественного соглашения:

«Невозможно сказать, кому он внушал большее отвращение – Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным...»

Однозначно осуждая советско-германский пакт, Черчилль между тем обронил слова, говоря о советских руководителях:

«Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

Позже он с горечью, но не без рационального смысла скажет по этому поводу:

«Советская Россия, которая жестоко обманулась, считая нас никчемными в начале войны, и купила у Германии мимолетную безопасность и долю в добыче, также стала значительно сильнее и обеспечила себе выдвинутые вперед позиции для обороны страны».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное