Вторая модель

Но если Дик и процветал на почве научной фантастики, то судьба автора, пишущего исключительно фантастику, отнюдь не приводила его в восторг. Был ли он готов к встрече с миром, был ли мир готов к его появлению – Дик жаждал респектабельного признания всевозможными способами, но безуспешно стремился к нему всю жизнь. Вспомнить хотя бы восемь романов, написанных им в серьезнейшей, реалистической манере на протяжении 1950-х и в самом начале 1960-х, теневую сторону его карьеры, известную главным образом литагентам, не сумевшим пристроить эти романы ни в одно из многочисленных нью-йоркских издательств. Конечно, размышлять, чего мог бы добиться Дик, располагая бо́льшими профессиональными возможностями, весьма увлекательно, однако в том, что энергия разочарований, неудовлетворенных «мейнстримных» амбиций пошла его книгам только на пользу, сомнений практически нет. Возможно, и беспокойный характер Дика куда лучше подходил положению художника-аутсайдера, в котором ему довелось провести почти всю жизнь. Одержимый судьбами отверженных, мутантов, изгоев, Дик снова и снова возвращался к образу искры жизни или любви, зарождающейся в немыслимых или до основания разрушенных местах – это и электронные домашние животные, и выброшенная бытовая техника, и дети-аутисты… а вот для самого Дика такими руинами стала научная фантастика. Увлеченный принятой на себя ролью изгоя, Дик блестяще работает «на задворках» литературы – в этом смысле рассказ «Король эльфов» можно счесть аллегорическим изображением литературной карьеры Дика. «Писатель-фантаст» стало для него чем-то сродни самоидентификации, клейму наподобие «сторчавшегося наркомана» или «религиозного мистика» – и это во времена, когда белые американцы мужского пола ни о какой самоидентификации даже не задумывались! В предисловии, написанном для сборника рассказов «Золотой человек», составленного в 1980 г., Дик вспоминает об этом так.