Вторая невеста

Нет, нет и нет! Алина никогда бы так не поступила, это подлость, Алинка не такая! Она любила Павлика. Полина вдруг понимает, что сказала «любила» в прошедшем времени, и вздрагивает. Подсознательно она приняла смерть подруги, и это пугает ее так сильно, что Полина начинает плакать.

Сестра Алины Тамара звонит ей каждый день, спрашивает, не нужно ли приехать, тоже плачет. У нее трое малышей, их не оставишь. Полина говорит, пока не нужно, пока ничего не известно, как только… как только Алина… Алину найдут, может, она в больнице, потеряла память, она сразу же позвонит, и тогда можно будет приехать. Она лепечет, повторяя одно и то же, успокаивая Тамару, понимая, что сама не верит! Не верит, что Алину найдут! Мысль о гибели подруги вполне абсурдна, но в то, что ее найдут, Полина верит все меньше.

Она достает из сумочки салфетку с нацарапанным номером Федора Алексеева, он сказал позвонить… в случае чего. Она хочет позвонить, хотя сказать ей нечего. Но есть еще одна причина – она боится услышать, что надежды нет, что розыскники прекращают работу, мало ли всего случается, или что, наоборот, Алину нашли, но… И это самое ужасное! Она прячет салфетку обратно.

Полина гонит от себя страшные мысли, повторяя – нет, нет, нет, тряся головой, затыкая уши, зажмуриваясь, но проклятые сцены из фильмов ужасов стоят перед глазами! Особенно плохо ночью – легчайший скрип, едва уловимый шорох, пролетевший невзначай сквознячок – и она покрывается холодным липким потом и замирает, прислушиваясь до звона в ушах…

Капитан Астахов забрал ее фотоаппарат, сказал, чтобы отпечатать фотографии, и до сих пор не вернул. Можно было бы еще раз просмотреть снимки, попытаться увидеть то, что, возможно, не бросилось в глаза сразу, – человек, попавший в кадр дважды, или машина, или… да что угодно! Все сейчас имеет двойной смысл… везде двойное дно.

Полину обжигает мысль, что она может его знать, встречаться с ним каждый день, здороваться… Он – улыбчивый, приветливый, возможно, их постоянный клиент, все они с приветом. Капитан Астахов тоже так считает, выспрашивал дотошно обо всех, и на выразительном его лице была написана брезгливость.

В толпе она уже шарахается от людей…

Впору запереться дома и не выходить. Вечером Полина несколько раз проверяет запоры на двери и выстраивает пирамиды из кастрюль и тазов, чтобы в случае чего… проснуться от грохота. Читает за полночь, до двух, до трех часов, чтобы меньше времени осталось до рассвета. В четыре уже начинает светать…

Если бы Алину нашли, как угодно… стало бы легче, исчезла бы неопределенность, которая сводит с ума.

Успокойся, призывает она себя, ничего еще не известно! Да успокойся же ты! Ради бога! Или уезжай! Возвращайся домой, мама зовет, беспокоится, боится за нее – а вдруг и ее, Полину… в этом проклятом городе! Она бы с радостью, но это будет предательством.

Утром она с трудом поднимается, бредет в ванную, умывается ледяной водой, чтобы окончательно проснуться. Варит кофе, заливает кипятком порошок овсянки, с отвращением заталкивает его в себя. Потом красится, чего обычно не делает. Но сейчас приходится – глаза красные, лицо осунулось и посерело. Значит, тон и румяна. Улыбнись, приказывает она себе. Улыбка получается вымученной. Хорошо хоть работы полно, сидишь в своем кубике, молчишь – разговаривать с клиентами у них не принято. Но тогда мучают мысли.

Утром девочки спрашивают – что нового? Это самое трудное. Пожать плечами, покачать головой, развести руками. Хорошо хоть перестали мусолить и перебирать всякие страшные случаи из газет или услышанное на улице. Время идет, подваливают новые события, у каждого свои проблемы.

Неколько раз звонил Павлик, прибегал, расспрашивал, пытался узнать, кто был у Алины, но Полине казалось, что он испуган и поисками соперника пытается себя успокоить. Он выспрашивал, где они были пятнадцатого июля, последний день, когда она видела Алину, куда ходили, с кем встречались. Она подробно рассказывала, пытаясь успокоить его, а он смотрел недоверчиво, подозревая ее во лжи и укрывательстве.

Теперь Павлик перестал звонить, и Полина думает, что он прочитал ее мысли, ей стыдно, она чувствует, что нужно позвонить ему, поддержать, но рука не поднимается взять трубку. Каждый умирает в одиночку… что-то было такое, книга, кажется. Каждый остается один на один со своей судьбой… в конце концов всегда.

И вместе с тем то, что Павлик не дает о себе знать, как бы подтверждает косвенно… Хватит!

Капитан Астахов расспрашивал об их отношениях, значит, думал о том же.

Федор Алексеев… нужно было держаться с ним приветливее, она отпугнула его своей холодностью, Алинка называла это «цирлих-манирлих», ах, не провожайте меня, ах, не звоните, ах-ах-ах, и вообще отойдите от тела. Дура! Провинциалка! Он хороший человек, сразу чувствуется. Молчит, не дает о себе знать, а она стесняется позвонить сама, хотя, казалось бы, ну что здесь такого? Значит, есть что-то…