Только сейчас Федор заметил копавшегося в дальнем углу цветника человека. Они двинулись по дорожке в его сторону. Он выпрямился – стоял, опираясь на лопату, поджидая их. Был это крупный, с обритой головой мужчина средних лет, дочерна загоревший, с пронзительными синими глазами на смуглом лице. Картину довершали камуфляжной расцветки обвисшие шорты, придававшие ему вид рейнджера на покое. Собаки радостно заплясали вокруг него.
– Сережа, это наш гость, Федор Алексеев, профессор университета, – объявила выход гостя Майя.
Федор поклонился и протянул руку.
– А это Сережа, член семьи, можно сказать.
Рука Федора повисла в воздухе. Садовник молча рассматривал его со странным выражением недоброжелательного внимания на лице и не спешил отвечать. Возникла неловкая пауза, и Федор собрался было убрать руку, но тут Сережа, видимо, передумал, перебросил лопату из правой руки в левую и ответил на приветствие – смял в железной ладони руку Федора и кивнул.
«
– Сережа, как лилия? – спросила Майя.
Тот снова молча кивнул – хорошо, мол.
– Ночью обещали дождь, не забудь закрыть решетку.
Садовник кивнул, все так же молча.
– Спасибо, Сережа. Идемте, Федор, я покажу вам жемчужину своей коллекции, – заявила Майя.
Они направились к космической башне, и всю дорогу Федор чувствовал между лопаток прицельный взгляд садовника, такой же жесткий, как и его ладонь.
– Он хороший, он мне как старший брат, – сказала Майя. – И предан как собака. – «Собака или все-таки брат?» – подумал Федор. – На нем все здесь держится. И у него руки прекрасные. Он был контужен в Афганистане, ему трудно говорить. Его мой отец подобрал на улице, представляете? В самом прямом смысле – Сережа лежал пьяный. Отец узнал его – это был тот самый парень, который ограбил его месяц назад – пригрозил ножом и забрал деньги. Папа… необыкновенный человек! Он привез его домой, отмыл, вылечил… Сережа был наркоманом. Он остался в доме, жена отца была против, она его сразу невзлюбила, а мне он понравился… уже хотя бы потому, что она его терпеть не могла. Он стал охранником у папы. Так мы и жили… – Майя замолчала. Потом добавила, вздохнув: – Сейчас уже ни папы нет, ни… ее, а Сережа остался, он мое наследство от отца, единственный близкий мне человек. Он живет в домике для гостей, – она махнула рукой куда-то в сторону, – присматривает за хозяйством.
Они уже подходили к башне, когда нос Федора учуял отвратительный запах разлагающейся плоти. Он задержал дыхание, пытаясь убедить себя, что ему показалось. Снова вдохнул и невольно закашлялся. Мысль, что где-то здесь разлагается труп, была нелепой. Собаки исчезли, и Федору пришло в голову, что они не пошли с ними намеренно.
Майя подошла к башне, набрала на банковском пульте код и распахнула дверь. Смрад оттуда ударил с такой силой, что у Федора заслезились глаза и он невольно отступил.
– Смотрите, разве не чудо! – воскликнула художница, входя внутрь.
Федор благоразумно остался снаружи – да и не поместились бы в кабине двое. Он с порога рассматривал растение с картины, как же его…
– Что это? – пробормотал Федор, стараясь дышать неглубоко.
– Это
– Странный запах, – заметил Федор, задерживая дыхание.
– Честный запах, – ответила серьезно Майя. – Она говорит: «Любите меня такой, какая я есть». Она не такая, как другие, правда? Розы, азалии, разные пионы… просто цветы, а это – личность! – В голосе ее слышалось странное возбуждение. – Я люблю рисовать эту лилию! Моя любимая модель.
Восторженная речь художницы напомнила Федору университетские лекции по сексопатологии, слышанные много лет назад, а именно – о подавляемой сексуальности. Хотя, признал он тут же, художники – каста особая, к ним с общими мерками не подойдешь.
Полюбовавшись на лилию, они побрели к дому. Федор вспоминал, как осторожно Майя закрывала дверь башни, как набирала код, и удивлялся – неужели у кого-нибудь появится фантазия украсть это чудо? Тут и собак не нужно – всегда можно найти цветок по запаху.