Вторая невеста

Когда я приехала, в доме было полно милиции, они разговаривали, смеялись, открывали шкафы, тумбочки… я до сих пор помню их словечки… вспыхивали блицы; я заглянула в спальню — всюду была кровь — на стене, на полу, среди окровавленных сбитых простыней моя мачеха и ее альфонс… и удушающая пороховая вонь…

С Сережей говорили двое, потом взялись за меня. С Максимом в отдельной комнате работал психолог, но, как я потом узнала, брат не сказал ни слова, по-моему, он даже не понимал, что происходит. Меня к нему не подпустили…

Максим молчал целых два года, просто застыл… Его лечили лучшие специалисты, я и Сережа навещали его в клинике, а он продолжал молчать.

Я думала, он сошел с ума, я звала, тормошила его, привозила книги и игрушки, карандаши. Его травили всякой дрянью, у меня сердце разрывалось. Опекунства над ним добился друг отца адвокат Павел Рыдаев, жулик страшный, но, я думаю, он делал для нас все, что мог… хоть и не даром. Дело открыли, но вскоре закрыли.

Мы с Сережей потом часто обсуждали это убийство. Максим ревновал мать к ее бойфренду, скучал без меня… Он очень любил меня и сердился, что я его бросила. Я обещала, что заберу его, но потом… Максим думал, что он никому не нужен, все его предали. Это был его протест! Я училась тогда в художественной школе, иногда просто не могла приехать, тем более, мачеха меня не жаловала. У меня была своя жизнь, только Сережа остался с ним. Бедный Максим!

А еще через пару лет я познакомилась с будущим мужем, адвокатом… Нас познакомил Паша Рыдаев, у них были какие-то общие дела, и он предложил мне уехать учиться в художественную академию в Риме. Я и не мечтала об этом — отцовских денег почти не оставалось, я уже думала продать дом. Мы долго обсуждали с Сережей, я не знала, что делать, я не могла бросить Максима. Сережа сказал — поезжай, я за ним присмотрю, и я уехала. Знаете, Федор, я испытала облегчение! Жизнь моя превратилась в кошмар, и, если бы не Сережа, не знаю, где бы я сейчас была.

Она замолчала — сидела с закрытыми глазами, заново переживая прошлое.

— Я влюбилась в Рим с первого взгляда! Я подолгу стояла на площади перед собором Святого Петра, бродила внутри, рассматривала фрески и говорила себе — я здесь была когда-то! Это мое! Я узнавала узкие улочки, ярусы Колизея, даже лица на картинах в галереях были мне знакомы. Я поняла, что вернулась домой! Я была счастлива.

Спустя два года мы поженились.

Сережа сообщал, что дома все хорошо, Максим учится, я верила, я хотела верить! Верить всегда легче, и совесть спокойна… Я посылала им деньги, все время звонила. Максима часто не бывало дома, а Сережа объяснял, что он в кино, с друзьями, на вечерних занятиях. Он не говорил мне, что Максим убегает из дома, неизвестно где ночует, бросил школу… он не сказал мне, что он поет в ресторанах, а деньги тратит на наркотики. Сергей рассудил, что я его все равно не спасу.

Я вернулась домой через пять лет, и все это лавиной обрушилось на меня! Максим был равнодушен ко мне, общего языка мы не нашли. Он стал чужим. Он не желал со мной разговаривать, даже не принял моих подарков. К моему изумлению, у него появился голос! Маленьким он учился в музыкальной школе очень неохотно, а тут вдруг такой потрясающий голос. И я решила, что устрою его будущее — заберу с собой, покажу известным преподавателям музыки.

Максим согласился сразу — его не пришлось уговаривать, и мы уехали. Его голос произвел фурор! Его называли «северным чудом», «трубой архангела», «новым Фаринелли», но его хватило ненадолго. Он стал убегать из дома, я сходила с ума, муж с полицией искал его по притонам. Максим погибал на наших глазах, и мы решили сдать его в лечебницу. Поверьте, Федор, мне было нелегко на это решиться. Одно дело повторять себе, что брат испорченный невоспитанный мальчишка, и совсем другое признать, что он болен психически, и самое ужасное — чувство вины! Вот что отравляет мне жизнь! — Она снова замолчала, сглотнула. Обхватила себя руками, словно ей стало холодно.

— Я видела его на открытии выставки, хотела подойти, но он исчез. Я не знаю, зачем он приходил. Сначала я подумала, что Максим пришел увидеться со мной, но потом поняла, что ошиблась. Я хотела поговорить с ним, я собираюсь увезти его, он уже не мальчик, а взрослый, должен понять, что это шанс! А он смотрел на меня, и в глазах его сквозили ненависть и насмешка. Он словно мстит мне… Да, я его бросила, но… Господи! Что я могла сделать? Я была молодая и глупая, мне так хотелось уехать в Италию! Сережа сказал, что присмотрит за ним, он был нам как брат… Вот и получается, что я бросила Максима!

Лицо ее сморщилось, искривился некрасиво рот, и она заплакала. Федор протянул Майе салфетку. Он молчал, не бросился ее утешать. Он знал, что бывают минуты, когда человеку нужно выговориться, и главное — ему не мешать.

Тут вдруг над их головами как гром небесный раздался радостный молодецкий бас, прогудевший:

— А вот они где! Сидят, воркуют! Вдали от мира! А я иду и вижу! От старика Добродеева не скроешься!