Вторая Отечественная

Степан же — вот он потомственный солдат. В том смысле, что свой род ведет еще от тех рекрутов, кто по истечению двадцатилетнего срока службы вернулись домой и каким-то чудом успели завести семью… Из обрывка его разговора с Жоржем мне удалось понять, что предок Степана воевал здесь же, на Кавказе (точнее на северном Кавказе) — и за службу получил солдатский Георгиевский крест. Так вот, бывший унтер-офицер, успевший выйти в запас и вновь призванный в армию, старше любого из нас (ему где-то под тридцать, точнее не определить), он немногословен и мрачен. Опять-таки из разговора я понял, что на гражданке у Степана уже есть семья, о которой он, производящий внешне впечатление человека бесстрастного, явно сильно тоскует.

Что же, Степа, я-то тебя как раз очень хорошо понимаю…

Сейчас «старик» (как зовут его за спиной сослуживцы) сел на шинель, прижавшись к снеговой стенке и, решительно вскрыв уже разогретую банку, принялся быстро есть рагу, работая ложкой поочередно с Жоржем. Последний, на удивление, не капризничает и не брезгует потреблять консервы из одной емкости с «солдатским сыном», на каменном лице которого только что и шевелятся густые усы при пережевывании пищи… Но за него говорят глаза — так вот в глазах впервые побывавшего в бою Степана поселилась смертная тоска.

Я такое уже успел повидать в виртуальной реальности «Великая Отечественная») — человек пусть не сломался, он еще пойдет в бой и будет драться. Но сам себя он уже приговорил и похоронил, мысленно приняв то, что с семьей больше никогда не увидится. Чувство, надо сказать, совершенно мерзкое… Степан аж вздрогнул, услышав мой голос — что собственно, неудивительно, ведь я точно угадал его чувства:

— Одному Богу известно, кто уцелеет, а кто нет. Ты вон лучше помолись, если совсем тяжело будет, псалом девяностый — «Живый в помощи». Заодно и своих помяни, чтобы Господь уберег… Станет легче. А предчувствие — предчувствие порой обманывает…

На мгновение застывший Степан с крайнем изумлением посмотрел на меня — а после, не сказав ни слова, кивнул с благодарностью, хотя тут же опустил взгляд. Как кажется ему, потомку георгиевского кавалера, стало стыдно проявленной и, главное, замеченной мной слабости… Решив не тормошить «старика» лишний раз, я замолчал — и в окопе повисла нехорошая тишина, прерванная искусственно бодрым возгласом Андрея:

— А вот и кашка наша поспела, Ром! Ну-ка, сними пробу…

Банку мой товарищи вскрыл трофейным штык-ножом — и обтерев клинок от проданного туркам германского маузера, сноровисто спрятал его за голенище сапога, кои он вставил в более широкие и просторные валенки. Я только покачал головой, потянувшись ложкой к консервам, одновременно с тем вчитавшись в надпись на желтой «этикетке»: «пищевые консервы для войск, мясо с кашею, порция на обед, вес 1 фунт 78 золотников…кипятить не более 10 минут» — но тут меня остановил Жорж:

— Погодите братцы! Совсем забыл!

Выудив непочатую пачку из кармана шинели, «дворянчик» (еще одно очевидное прозвище — а вот что шинель он не снял, я так и не понял) вскрыл ее и протянул мне:

— Галеты. Угощайтесь, на всех взял… Ангела за трапезой.

Мы хором ответили известным мне, но не так и часто используемым вариантом пожелания «приятного аппетита». Взяв в руку первую галету, я почему-то поспешил ее разломить — и тут же подумалось: «вот я и преломил хлеб с боевыми соратниками»…

Между тем эти самые соратники продолжили прием пищи — Андрюха вон, уже навернул хорошую такую ложку каши да с верхом, и теперь с нетерпением ждет, когда ее отведаю и я. Ждет, кстати, своей очереди!

Что же, приступим…

Ну что я могу сказать по окончанию обеда? Галеты армейские «стандартные», пресно-солоноватые, практически безвкусные — но весело хрустящие на зубах. Очевидно, что не «третьего срока годности»… Под кашу пошли неплохо. Что касается самих консервов — обычная говяжье тушенка с гречкой, мяса поменьше, крупы побольше, с явным гречневым вкусом. На мои личные ощущения — немного недосоленая, и не настолько горячая, как хотелось бы. Но и не «чуть теплая», несмотря на мороз! И вообще, тот факт, что саморазогревающаяся консервная банка была русским изобретением и запросто встречалась на полях Первой Мировой, стало для меня открытием. У фрицев в Великую Отечественную такие были, да — хотя и не повсеместно. Но в качестве трофеев нам все же иногда доставались. Однако же в РККА аналогичной тушенки не было — и, между прочим, уже осенью ее явно не хватало!

Обед вышел вполне себе сытным — хотя кажется, что я запросто смог бы съесть такую банку и в одиночку… Захотелось попить — и открыв единственную оставшуюся у меня личную алюминиевую солдатскую фляжку, я сделал небольшой глоток, втайне опасаясь, что вся жидкость смерзлась… Нет, не смерзлась — но от ледяной воды заломило зубы, так что одним глотком все и ограничилось.

— Сейчас бы чайку горячего…

Андрей, так же сделавший скупой глоток из фляжки, сладко потянулся — словно довольный кот. Невольно позавидовав подобной расслабленности и позитивному настрою, я усмехнулся: