Вторая Отечественная

Впрочем, первый бросок вышел не самым удачным, и ручная бомба пролетела метров тридцать пять из положенных сорока. Но после подрыва часть ее осколков все же стеганули по австрийцам первой шеренги, не посмевшим остановиться и залечь — срезав трех человек в пятнадцати с лишним шагах от места подрыва…

А в воздух, между тем, уже взлетела вторая моя эргэшка модели четырнадцатого года — а также ручные бомбы всей полуроты, более-менее обученной мной гранатометанию.

Частые хлопки ручных бомб и кратно увеличившиеся потери в первых шеренгах врага все же заставили немцев и мадьяр залечь напротив траншей моей полуроты. Однако, несмотря на короткую заминку, атакующий враг принялся стремительно обходить нашу позицию с флангов, не считаясь с потерями от слишком редкого и неорганизованного огня уцелевших русских солдат… Но тут неожиданно подал голос один из станковых «максимов» пулеметной команды, «заговоривший» слева от нас! Частые, густые прицельные очереди ударили по австрийцам, прижимая их к земле — и я, приободренный неожиданной поддержкой, закричал:

— Мальцев, своим отделением держи фронт атаки ручными бомбами! Остальные — за мной!

Иван Мальцев, дюжий, крепкий унтер, легкораненый в левую руку осколком, наскоро перевязанный и оставшийся на позициях, твердо кивнул в ответ:

— Сделаем, вашбродь!

Мне повезло с ним — как и с тем, что мой самый деятельный помощник уцелел во время артналета. Уже перед самой австрийской атакой, пересчитав уцелевших людей, раздав им собранные гранаты и запасные обоймы павших соратников, распределив солдат по уцелевшим окопам (кое-где заваленных землей), я разделил «полуроту» на два отделения — собственное, и отделение Ивана. Теперь последнему предстоит выиграть время — столько, сколько он сможет… Пока сам я постараюсь отразить вражескую атаку на фланге «опорного пункта» роты, фактически отрезанного от сплошной линии траншей. Отрезанного ударами крупнокалиберных гаубичных снарядов, на ряде участков буквально перепахавших окопы…

— За мной братцы! Врежем австриякам!

— Ура-а-а-а…

— Hoh!!!

Жиденькому кличу моего отделения отвечают бодрые крики австрияков, уже спрыгивающих в окопы и бегущим нам навстречу. Жестом руки приказываю бойцам остановиться — и указываю на ход сообщения, ведущий ко второй линии траншей, расположенной за нашими спинами:

— Вдоль него становитесь, братцы, в пяти шагах друг от друга! Стреляйте во всех гансов, кто по земле к нам бежит!

Бойцы послушно занимают позиции по ходу сообщения, прикрыв справа отделение Мальцева от зашедших к нам во фланг немцев. Сам же я замираю у поворота основной траншеи, ожидая приближающихся зольдат — и спешно готовя более тяжелую (а значит, и имеющую большее фугасное действие и эффективную дальность поражения осколками) РГ-12. Прихватил с собой пару штук, отдав третью одному из бойцов…

Чересчур поспешные выстрелы моих солдатиков оставляют желать лучшего в плане их меткости. Но все же австрийцев очень много и они неудержимо прут плотными цепями вперед, вдоль извилистых ходов сообщений (да и по ним тоже) ко второй линии обороны полка. Так что едва ли не каждая пуля моих бойцов находит свою цель… Таким образом, мое отделение ведет по наступающему врагу настоящий фланкирующий огонь — особенно когда бойцы промахиваются по зольдатам, спешащим атаковать уже непосредственно нас…

Несколько радостных криков вторят особо удачным выстрелам, кто-то из бойцов кидает гранаты в наступающего на нас врага. А потом я слышу отчаянный вопль боли солдата, упавшего на дно окопа — и прижимающего руки к ране на голове… Но прийти ему на помощь я уже не могу: шаги бодро бегущих в мою сторону австрияков раздаются уже за поворотом траншеи. Освободив рычаг на ручке РГ-12 от предохранительного кольца, я выжидаю секунду, спешно проговорив про себя «двадцать два, двадцать два!» — после чего, коротко размахнувшись, бросаю ручную бомбу за угол, к приблизившемуся врагу.

— Granate!!!

Испуганный вскрик раздается совсем близко, быть может, шагах в пяти — а следом за ним приглушенный хлопок взрыва, да отчаянный визг раненого человека… Откинуть от себя брошенную с задержкой во времени эргэшку Рдутловского никто из немцев не успел — и воспользовавшись мгновением неразберихи и паники после ее взрыва, я буквально выкатился по дну хода сообщения в траншею, сжимая в руках верный, самовзводный наган…

И тут же, поймав на мушку фигуру ближнего ко мне австрияка в кепи и кителе цвета «гехтграу» (серого с сильным синим оттенком), сжимающего в руках винтовку Манлихера с чрезвычайно длинным клинковым штыком, я нажал на тугой спусковой крючок.